пропагандистского эффекта, товарищ верховный маршал, – уже намного более спокойно пояснил я.
Артём, стоящий позади меня, тоскливо вздохнул.
– Вот как, – удовлетворённо произнёс Жуков. – И в чём же этот эффект состоит?
– В том, товарищ верховный маршал, что лейтенант Броневой, в силу своей юности, своей биографии и своих, пока что, немногочисленных заслуг, может стать очень хорошей пропагандистской фигурой. На нём, как на молодом человеке восемнадцати лет, не лежит ответственности за поражение в Последней войне. Он – символ новой России, возрождающейся и жаждущей мести. К тому же, он, в отличие от многих героических фигур, почитающихся нашим народом, ещё жив. А значит, список подвигов народного героя можно будет продолжить на радость пропагандистам.
– Или же перечеркнуть крест-накрест, если твой лейтенант струсит или надумает перейти через границу с поднятыми руками. Так ведь, лейтенант? – спросил Жуков, обращаясь к Артёму.
Тот, в свою очередь, вспыхнул, покраснел с головы до пят, и уже открыл было рот для возражений, как верховный маршал примиряюще поднял руку.
– Спокойно, Артём Константинович. Я пошутил. Ни в чём таком подозревать тебя у нас нет причин.
И повернулся к Алеутову.
– На этом, я думаю, с докладом покончено. Сообщите старшему лейтенанту Броневому о его повышении в звании, и перейдём к основной части совещания…
Артём буквально светился от счастья. Я его прекрасно понимал. Первая же боевая операция – и такой успех. Мало того, что поставленная задача была с успехом выполнена, так ещё и награда нашла своего героя. Помимо новых звёздочек на погоны, мой подопечный получил ещё и серебряный кружок медали «За отвагу» на выпяченную от гордости грудь. Кажется, высшее командование пришло к тому же выводу, что и я, и захотело сделать из Артёма нового национального героя. Так что, теперь считанные часы отделяют нас от того, чтобы фотография Артёма появилась на заглавных страницах газет. Я же был этому только рад.
Немного помучив официальными поздравлениями и рукопожатиями, Алеутов отпустил Артёма. Я было хотел подняться и выйти вслед за ним, но требовательный взгляд моего начальника остановил меня и заставил опуститься обратно в кресло. Как назло, стоявшее рядом с Георгием Константиновичем.
– Что ж, – вновь начал верховный маршал. – Позволь и тебя от всей души поздравить, Гришка. То, что вы сделали… это словами не описать. Это первое серьёзное поражение, нанесённое нами рейху с весны сорок пятого. Я уж было думал, что Власов так и умрёт от старости, избежав возмездия. Ан нет! Висит в петле, как последняя собака. Всё-таки, в этом мире ещё осталась справедливость, да?
Жуков печально улыбнулся.
– Честно сказать, Гриша, когда мы всё это начинали, я не думал, что мы зайдём так далеко. В тот августовский день, когда мы, здесь присутствующие, за исключением вас двоих с Александром Сергеевичем, входили в кабинет Кирова, я хотел лишь одного: снятия маршала Тухачевского со всех постов. Потому что
