style="font-size:15px;"> – Держи, – сказал Костя.
– Я не могу это принять, – Вика даже сделала шаг назад. – Сам же замерзнешь.
– Ты, похоже, забыла, что я не мерзну? – Костя улыбнулся и угрожающе двинулся на нее. – Тебе они нужнее, Вика, посмотри, руки уже все красные.
– Нет, я не могу, правда! – она спрятала руки за спину, словно Костя мог силой напялить перчатки ей на руки.
– Ладно, – он поднял ладони, словно сдается. – Предлагаю компромисс, как в детстве, помнишь? Когда я потерял свою варежку!
Вика помнила. Это было одно из самых ярких воспоминаний из детства:
Была зима. По-настоящему снежная, и они соорудили горку во дворе. Катались на ней до посинения, а потом выяснилось, что где-то в снегу теперь зарыта Костина варежка. И тогда Вика схватила его за руку, и кое-как натянула свою варежку на их сцепленные руки. Так они и явились к ней домой – мокрые, счастливые и с тремя варежками на двоих.
Вика как завороженная смотрела на то, как Костя натянул ей на руку одинокую перчатку, надел свою на левую руку, а потом, пыхтя и тихо ругаясь, пытался натянуть вторую перчатку на их сцепленные кисти. Вика крепче сжала его ладонь и помогла свободной рукой натянуть этот чертов кусок тряпки. Пальцам тут же стало горячо, и честное слово, Вика могла поклясться, что Костя хотел ее поцеловать. И тогда она резко остановилась и попросила отвезти ее домой. Кажется, от переизбытка кислорода у нее начались галлюцинации. Иначе с чего бы это Филатову так долго смотреть на её губы?
Костя так и сделал. Без лишних вопросов они развернулись и пошли к машине, только отчего-то Вике совершенно не хотелось, чтобы он отпускал ее.
Двадцать минут в пути, еще три минуты неловкого молчания в лифте, когда каждый думал о чем-то своем, и вот они уже поднялись на шестой этаж. Костя помог Вике занести вещи в квартиру, оставил сумку посередине комнаты.
– Я сварю кофе и посмотрю, чего у тебя там съестного есть.
– Да, – коротко согласилась она, оттягивая момент, когда останется с этой проклятой сумкой один на один, всеми силами.
Они в молчании пили обжигающий ароматный напиток, и эта тишина в присутствии Кости совсем не тяготила. Она дарила какое-то умиротворение. И так с ним было спокойно и хорошо рядом, как не было даже с мужем в последнее время. Двадцать лет – это когда уже поутихли страсти, когда жизнь плавно течет своим чередом. И осознание, что Викина лодка превратилась в дырявый баркас и её того и гляди потопят бушующие волны, полностью лишило равновесия.
Костя допил последний глоток и, поставив чашку в раковину, полез штудировать содержимое Викиного холодильника, радуясь, что доставка еды в их городе работает исправно, и что бы там эта упрямица ни говорила, а есть они сегодня будут ресторанную еду.
– О боже, – Костя заткнул нос и отставил кастрюлю с прокисшим супом на подоконник.
– Что такое? – вяло поинтересовалась Вика, рассматривая мелкий рисунок
