часов – подарок мужа на годовщину, и словно мало ей было боли, воскрешала в памяти все, пытаясь вспомнить, когда их дорожка свернула не туда?
Пыталась и не могла.
Или настолько слепа была?
Еще недавно все было хорошо, она счастливо улыбалась, принимая подарки на годовщине свадьбы вечером. Слушала поздравления от сына и его девушки, от Костика, что был другом семьи все двадцать лет. И ведь тогда он знал уже все, знал и молчал.
Мужская, мать его, солидарность.
А потом была ночь, когда Вика с Максом сбежали с праздника домой, словно им снова двадцать, они набросились друг на друга еще в прихожей, яростно сдирая одежду, клеймя поцелуями давно изученное вдоль и поперек тело. Макс всегда был нетерпимым в сексе. Зачем ждать и тащить жену в кровать, когда можно взять ее прямо в прихожей, закинув стройные ножки себе на талию? Или в ванной, прямо перед зеркалом брать ее сзади, и кайфовать от наслаждения. И она кайфовала вместе с ним. Кончала всякий раз громко выкрикивая его имя, а он сжимал ее тело в огромных ладонях и зарывался носом в растрепанные волосы.
Вика провела тонкими пальцами по крепкой мужской руке, всхлипнула и отвела взгляд. Столько эмоций, что казалось бы, если добавить еще немного и сердце остановится, не выдержит нагрузки, ну или лопнет к чертовой матери.
Вика нервно переплела пальцы и сгорбилась, поникла. Спокойствие, казалось бы, теперь навсегда ее покинуло. Она каждую минуту думала о том, что будет с ними, когда муж очнется. И что будет с ней, если этого не произойдет никогда. Слезы сами наполняли глаза и катились по щекам. Наконец-то она плачет, дает волю слезам рядом с ним. Вика перевела взгляд на окно и уставилась на муху, бесполезно бьющуюся в стекло, в бесконечных попытках вылететь на волю, и ощущала себя сейчас точно так же. Ей тридцать девять, за спиной двадцать лет брака. Целая жизнь, если подумать. Целая жизнь, которую, как она думала, они с Максом посвятили друг другу…
Вика вновь покосилась на мужчину, неподвижно лежащего на больничной койке.
“И чего же тебе не хватало, Оршанский?”
Виктория зарылась пальцами в волосы и снова уставилась на многострадальную муху, бьющуюся о стекло. Казалось бы, вот она, свобода, за тонкой гранью, ан нет! Затем она снова посмотрела на мужа и подумала о том, что даже теперь не желает ему зла. Все, что могло, с ним уже случилось, и оставалось молиться, что он выкарабкается.
– Ну ты же сильный, Оршанский, вставай, – прошептала на грани слышимости.
– Сколько боли ты принес нам, Оршанский? И все для чего? Ради чего?
Телефон завибрировал в кармане и Вика на автомате вытащила его. На экране всплыло сообщение от Кости:
“Перезвони мне, как сможешь”
Дверь тихо скрипнула, Вика обернулась на звук и вопросительно уставилась на застывшую санитарку. Встала, нервно поправляя полы халата. Там, в другой жизни, она бы обязательно выставила персонал вон и сделала бы все сама. Но она тут, в этой реальности,
