мои давно уже иссякли, а она все пила и пила.
VIII. У ворот
– Поутру в голове у меня разгулялся легион маленьких дьяволят.
Они по очереди пинали меня в мозг утыканными ржавыми гвоздями ботинками, но вот один, похоже, пролез мне в рот, проблевался там и сдох. Когда я рискнул приоткрыть глаза, наградой мне стал клин такого ослепительного света, что на мгновение я решил, будто мертводень наконец прошел и солнце вновь вернулось на небосвод во всей славе и благости.
– Шило мне в рыло… – простонал я.
Рука зажила, будто ее и не ломали вовсе. Я коснулся шеи, запустил руку в брюки, но ни следа от ран не заметил. На плече у меня сидела нежеланным другом жажда, сорока и пересмешник. Я прогнал воспоминание о бледных изгибах и устах красных, как кровь, когда в дверь ко мне заколотили так, будто в нее забил копытами разъяренный жеребец.
– Шевалье де Леон?
Петли скрипнули, и в комнату заглянула прислужница. Я лежал на кровати без рубашки, в расшнурованных и опасно низко спущенных брюках. Щеколда на окне была открыта. Бросив стыдливый взгляд на мою татуированную кожу, девица потупилась.
– Простите, шевалье, но за вами прислал епископ.
– К-который час?
– Уж заполдень.
Я прищурился на кувшин у нее в руках.
– Еще в-водка?
– Вода, – ответила девица, протянув ее мне. – Подумала, вам пригодится.
– Merci, mademoiselle.
Я сделал большой и неторопливый глоток, а остальное выплеснул себе в лицо. Задушенный дневной свет раскаленным добела копьем бил в открытое окно. Изнутри у меня донеслись такие звуки, будто потроха просились наружу и если я их не выпущу, то дорогу они пробьют себе сами.
– Шевалье, – нетвердым голосом обратилась ко мне девица. – У ворот мертвые.
Я со стоном выпрямился и убрал с лица мокрые волосы.
– Не бойтесь, мадмуазель. У вас тут полно людей, крепкие стены. Парочка порченых…
– Это не порченые.
Тут я поднял на нее взгляд. Мой вялый пульс участился.
– Правда?
Девица, выпучив глаза, покачала головой.
– Епископ просит вас явиться как можно скорее.
– Ладно, ладно… Где мои брюки?
– На вас, шевалье.
– …Семеро мучеников, я ног не чувствую.
Я прижал кулаки к глазам. Череп пульсировал так, будто меня в него трижды трахнули. Девица подошла и помогла мне встать на дрожащие ноги, а я, зашипев от боли, схватился за лоб.
– Мне принести еще воды?
– Как вас зовут, мадмуазель?
– Нахия.
Я со вздохом покачал головой:
– Просто подай мне мою трубку, Нахия.
Десять минут спустя я плелся по грязи к южным воротам Гахэха; сверху лил ледяной дождь, а внизу,
