усмехнулась.
– Чтобы мы явились сюда за тобой?
Я удивленно моргнул. Мысли, подгоняемые санктусом в легких, так и завертелись в башке. Мне-то показалось, будто вампиры охотятся на меня, будто Вечный Король наконец одумался и послал сынулю закончить начатую им работу, но одного взгляда в эти кремнево-черные глаза хватило, чтобы понять: Дантон обо мне и не вспоминал.
В конце концов, для него я мертв.
Тогда я вспомнил, что было в таверне накануне, что сказала мне Хлоя: «Среди наших преследователей есть и бессмертные». Вспомнил, как товарищи доброй сестры с жаром схватились за оружие и встали на защиту…
– Мальчишка, – сообразил я. – Диор.
– Приведи его к нам, – приказал птенец, глядя на меня пустыми глазами.
– Я бы просил тебя добавить «пожалуйста», но мальчишки уже и в городе-то нет.
– Посмотрим, сумеешь ли ты лгать так же складно, когда твой окровавленный язык окажется у меня в руке?
– Говорить я, сука, точно стану меньше твоего, chérie.
Птенец смерил меня злобным взглядом, плотно сжав черные губы, а вот Дантон смотрел на меняя осторожнее. Затем его давно мертвые глаза скользнули по зубцам частокола, по ополченцам на стенах. В тишине слышно было только, как стонет ветер; вампир стоял неподвижно, словно каменный.
Его, младшего сына Вечного Короля, прозвали Велленским Зверем. Имя это он заработал семнадцать лет назад, когда армия его папаши сокрушила первую на своем пути столицу к западу от Годсенда. Врата Веллена пали, и Несметный легион вырезал всех его жителей, мужчин и женщин, но Дантон питал особую слабость к юным девам. Такая о нем ходила дурная слава. Слух гласил, будто бы он собственными руками убил в городе всех девочек младше шестнадцати лет.
Я посмотрел на экипаж у него за спиной. На порченых девиц, совершенно покорных своему убийце. А Дантон обратил свой темный взор на меня и заговорил, будто вбивая каждое слово молотом:
– Говори, куда отправился мальчик.
Он вторгся в мой разум, придавил своей волей; его мощь, обретенную за века тьмы, я ощущал душой и шкурой, как покалывание. Противиться желанию подчиняться, угождать было бессмысленно. Хотелось уступить, склониться, но ненависть к этой твари, к его роду, к лишениям, которым они меня подвергли, к тому, чем Дантон был и кем притворялся, пересилила. Я крепко зажмурился и тряхнул головой.
– Ты ведь не ждал, что это сработает на угоднике-среброносце, да?
Переполненный презрением, Дантон окинул меня беглым взглядом. Выглядел я, должно быть, не очень внушительно: изможденный и грязный; глаза глубоко запали.
– Черное кожаное пальто и легкие, полные крови шавки, не делают угодника из тебя, – сказал он.
Я вынул меч из ножен, и в голове у меня запела серебристая музыка его голоса:
«Мне снился… т-такой с-странный сон…»
– Пора вставать, Пью. Работа ждет.
«Да?.. О… О-о-о-о, да-а-а-а, да-а-а-а…»
Девицы в упряжке
