которая и сейчас, похоже, овладела моим телом. Большой палец шевельнулся будто сам по себе, совсем чуть-чуть. Я провела им вдоль его мизинца.
Это оказалось волнительно. Чувства лучше я не испытывала никогда в жизни. Внутри меня все закружилось, мысли переворачивались, а в животе затрепетали бабочки. В этот миг Нолан опустил глаза на наши ладони. Задержал дыхание.
Затем убрал руку.
На меня он не смотрел, а сосредоточился на листках, разложенных перед ним на столе. Нервными движениями собрал их в неаккуратную стопку, в результате чего пара страниц улетела на пол. Нолан тихо выругался и нагнулся, чтобы их подобрать.
С колотящимся сердцем я ему помогла. А когда снова выпрямилась и протянула ему листы, Нолан до сих пор избегал моего взгляда. Он кашлянул и потянулся рукой к своему воротнику, как будто тот его душил, в то время как у меня все сильнее горели щеки. Я никогда раньше не видела его в такой растерянности, и меня пугал этот вид.
– Мне нужно еще что-нибудь выпить, – неожиданно произнес Нолан и встал. – Скоро вернусь.
Прежде чем я успела что-то сказать, он развернулся и ушел к прилавку. Я смотрела ему вслед. И с каждым его шагом все четче осознавала, что только что мы пересекли границу.
Глава 8
– Ты точно уверена? – спросила Кэти и уже в который раз за этот день покосилась на мои чистые руки. – Даже маленькую бабочку?
Я сморщила нос:
– Не могу себе представить худшего рисунка для первой татуировки.
– Эй! – возмущенно воскликнула она, вытянув в мою сторону кулак. На тыльной стороне ладони красовалась большая бабочка, потрясающе прорисованная до мельчайших деталей. Она выглядела такой настоящей, что казалось, будто она вот-вот сорвется с ее руки и улетит.
К тому моменту я уже кое-что узнала о Кэти. Дочь ямайца и англичанки, она родилась в Лондоне, где и жила до семи лет. После этого переехала с родителями в Орегон и провела там остаток детства и юность. Первую татуировку набила в семнадцать лет без ведома родителей. Это привело к крупной ссоре, от которой они до сих пор до конца не отошли прежде всего потому, что Кэти стала татуировщицей вместо того, чтобы пойти учиться.
Три часа – это целая куча времени, чтобы узнать что-то о человеке. И слава богу, рассказы Кэти отвлекали меня от того, о чем я без перерыва думала с пятницы: от нашей с Ноланом встречи.
Когда он вернулся за наш столик, мы продолжили обсуждать роман Доун, будто ничего не случилось, хотя я ясно ощущала, что он выстроил перед собой стену. Мне ничего не оставалось, кроме как винить себя. Да, он первый взял меня за руку и был инициатором прикосновения… Я сделала бы то же самое с Блейком или Доун, если бы мы разделили настолько личный момент. Это ничего не значило. То, что я так странно ответила на его касание, было идиотским поступком и поставило Нолана в неудобное положение.
Не единожды за выходные я сверлила взглядом раскрытый ноутбук и задавалась вопросом, не написать ли ему. Мне хотелось восстановить баланс в наших отношениях и не допустить,
