надо покормить как положено. Наступление отнимает силы, аобессилевший боец, как говорит Крестов, мешок с какашками. И правильно говорит. Фуража осталось по ведру овса на лошадиную голову плюс подножный корм. Кони уже не сдохнут.
– Товарищ комиссар, там, мать-перемать, кошмар! – Иван Крестов выныривает из темноты с округлившимися от ужаса глазами.
Зелен вскакивает на ноги:
– Чего вылупился? Я тебе командир или поц моржовый?! Донеси по форме.
– Есть по форме. Сотня Епифанова лежит как один, – докладывает разведчик.
– Убитые? – Комиссар бледнеет. Это лучшая сотня из его отряда. На Епифанова Зелен надеется, как на себя.
– Не убитые, – переходит на шепот Крестов, – пьяные вдрызг.
– Что ты говоришь? Ты сам понимаешь, что говоришь?!
– На складах бочки спирта. Они и напились, – разводит руками Иван.
– А Епифанов что?
– Напился с ними, товарищ комиссар.
– И чего же ты сделал?
– Оставил мужиков их охранять. Не дай Бог, деникинцы – перережут, как кроликов. Но боюсь, и мои напьются.
– При чем же тут Бог? Ты не знаешь? Товарищ Ленин сказал – Бога нет.
– Да я так, к слову.
– Слова надо же выбирать, товарищ Крестов. Слово – это оружие нашей большевистской партии. Поднимай бойцов. Идем на склады. На месте разберемся.
Через десять минут семьсот красноармейцев выступают к складам. Разведчик не соврал. Сотня Епифанова валяется в пыли. Только с десяток из них могут шевелиться. Некоторые сидят на корточках и мычат.
– Скоты. Не люди, скоты! – бесится Зелен. – Погрузить всех, как падаль, в подводы. Проспятся, проведу дознание.
Пьяных начинают грузить.
– Где кони? Спрашиваю, кони где? Кони тоже напились?! – Молодой комиссар продолжает пребывать в бешенстве. Если бы в красноармейцах Епифанова осталось хоть немного сознания, он бы расстрелял их на месте. Но убивать мычащую скотину Моисею Зелену не позволяет партийная совесть.
– Кони за насыпью пасутся, – успокаивает комиссара разведчик.
В полночь отряд вступает в центр города Валуйки. Крестов обходит окрестные дома и устраивает бойцов на постой. Каменный терем попа Зелен забирает под штаб. В поповском дворе на подводах дрыхнет пьяная сотня Епифанова. Вокруг комиссар выставляет караул из десяти штыков. Самого Василия Андреевича он распоряжается положить под грушей на лавку. Утренняя прохлада понемногу отрезвляет бойцов, и они начинают шевелиться. Вампилов зевает, потягивается, свешивает с подводы ноги и пытается встать.
– Не двигаться! Стрелять буду! – слышит он окрик часового и удивленно таращится в сторону голоса. Мутный южнорусский рассвет вместе с похмельем туманит глаза.
– Ты чт-т-то, братец, с-с-своих не узнаешь.
Обычно Вампилов не заикается, но лошадиная доза спирта
