style="font-size:15px;"> Молодец мамка. Как она Райку лихо! Будет знать, курица доходяжная, как рот на них разевать! Давно надо было так, а не миндальничать, с мразью любопытной.
– Лен, ты иди, а мне по-маленькому надо.
– За огородом? В кустах? Ты нормальная, не? Пойдем, в школе сходишь. В туалете женском, как гражданка.
– А я говорю, иди! Непонятно, что ли? Надо мне.
– Секретики? Ну-ну, – Ленка обиженно закусила нижнюю губу. Всё-таки подруги с детских лет. Не по фэн-шую. А, ну её! Красивое лицо дороже. Переживёт, не маленькая. Ей же лучше – не знать. Тётки первую пытать будут.
– Лен, потом расскажу, – сжалилась над задушевной подружкой добрая Женька, но, опасаясь окончательно разоткровенничаться, поспешно отвернулась и побежала в придорожные кусты мелкой трусцой, живо скрываясь от посторонних глаз, – Обязательно расскажу! – даже интересно, что с ней будет. Очень-очень интересно.
Когда по-весеннему сочная трава за сараями стала вовсе лысой из-за подъедавших её соседских телят, Женька вдруг отчётливо поняла, что опоздала и прятаться в погребе уже поздно. Во дворе кричали. Громко, визгливо, с матом и прочей ненормативной лексикой. Озадаченная шумным концертом, Женька предусмотрительно спряталась за смородиновый куст возле забора и затаилась. Куртка на ней камуфляжная, захочешь разглядеть – не увидишь. Купила новую вещь в городе, в начале марта, как знала, плутовка, что чей-нибудь сыр прихватит. Вот обновка и пригодилась. Девушка пригляделась. Далековато, конечно, и ничего не понятно. Орут, как сумасшедшие, голоса высокие – значит, бабы, но, кроме ругательств, ничего не разобрать. Вряд ли это Райка, скорее, по её, Женькину, душу бойня. Голосов несколько, а материного не слышно. Как бы мамке не досталось! Дуры многое могут!
– А! Вот ты где! – что за хрень? Мелкий пацан из второго класса выпрыгнул на Женьку из кустов, как чёрт. Этого хлебом не корми, дай школу прогулять. – Тут она! Ту… – вредный мальчишка не успел закончить предложение, как оказался обезвреженным и распластанным под взрослой девчонкой, с крепко заткнутым её холодными ладошками ртом.
– Максим, ты чего, мать твою, орёшь? – зашептала она ему в лицо горячим шёпотом, – Хочешь, чтоб отлупили тебя? Ты школу, блин, прогуливаешь который раз. Мать ремня всыплет по первое число. Молчи, дурак. Понял меня?
Пацан, основательно примятый пятьюдесятью килограммами, согласно закивал. Женька ему нравилась и против неё он ничего особенного не имел, но уж слишком восемнадцатилетняя деваха тяжёлая. Она медленно убрала ладони от его рта.
– Слезь, ребро сломаешь, – миролюбиво попросил мальчишка.
– Ребро, – передразнила того язвительная Женька, неохотно отпуская, – Ты хоть знаешь, где рёбра расположены.
– Знаю. Тут, – улыбнулся Максим, радостный от того, что может похвастаться своей эрудицией перед симпатичной девушкой, и ткнул себе пальцем в грудь, – Батя ломал, я запомнил, – он гордо приподнялся.
– Тише ты. Услышат – отлупят. И тебя, и меня.
– А меня-то за что? Они
