его и подстрелил. И как он мог спутать это вражеское отродье со своим лучшим другом! А Чаб все-таки молодец: не растерялся, четко сработал. Ведь не подними он вовремя всех на уши, сейчас бы они сами валялись коченеющими трупами вместо этих солдатиков.
Его занесли в чудом уцелевший, хотя и изрядно покореженный, медицинский шатер, переложили на топчан. Фернандо велел Хорхе идти помогать остальным, сказав, что с такими раненными он и сам справится. Достал из ящика тряпки, ножницы, бутылку чего-то спиртного… Последнее особенно заинтересовало Тобо, улегшегося на дальнем лежаке, в ожидании своей очереди на перевязку.
– Плесни раненному герою-спасителю, Фред, а потом можешь заниматься малышом.
– Герой может и подождать немного, – отозвался лохмач, а сам склонился над его пробитой ногой. Послышался треск разорванной ткани, и на пол полетели ошметки окровавленной штанины. Лицо Фернандо сосредоточенно нахмурилось, когда он уставился на открывшуюся рану: густые брови, усы, борода и пушистые баки подтянулись к переносице, придавая ему весьма комичный вид. Несмотря на жгучую боль, Аминьо не сумел сдержать улыбку.
– Что, все так плохо? Ты похож на насупившегося и озадаченного дикобраза, Фредо, – проговорил он.
– Я лучше промолчу, не буду говорить, на кого ты сам сейчас похож, – усмехнулся в ответ лохмач, потом потянулся к бутылке агуардъенды, вручил ему, – На. Пару глотков. Как подействует, буду доставать пулю.
Он послушно принял бутыль, подумав, что в этом было даже что-то почетное… Некое благородство в том, что он первый раз в жизни пригубит спиртное, не ради забавы и потехи, а вот так – как настоящий боец, стойко переносящий муки своего героического увечья.
На вкус эта штука была жуткой: так обожгла рот и гортань, что он даже закашлялся. Но по телу разлилось вполне приятное тепло. И голова закружилась почти сразу, словно в свободном полете. И почему-то стало весело, радостно, легко… И ни с того ни с сего вдруг вспомнилась Кармила – еще одно таинственное лакомство, которое ему предстояло попробовать.
Дожидаясь, пока действие этой «анестезии» скажется не только на его настроении, но и на теле, Фернандо решил заняться вторым раненным.
– Ты прав, Тоб, у тебя тут просто царапина, – сообщил Фредо, стягивая с гарифуна рубашку, – Даже бинты жалко на тебя переводить.
– И не нужно. Вон дай лекарства из бутыля, и хорош…
– Ну, как скажешь, – лохмач взял бутылку, но вместо того, чтобы передать ее Тобо в руки, щедро плеснул из нее на рану.
– Ах, ты сволочь! – взревел гарифуна, дуя на свое плечо, – Вот ты, значит, как!
– Ну а как с тобой еще? – посмеялся довольный собой Фернандо, потом все-таки поднес к его губам горлышко бутылки, – Хлебни и не дергайся, пока заматываю.
Несколько глухих булькающих звуков прокатились по палатке. Потом голос Фредо:
– Все-все, хватит. Оставь. Еще может малышу понадобиться.
– Да-да, малышу еще очень даже понадобится! – задиристо вскрикнул Аминьо.
