знакома, как же он мог мне что-то подарить? И почему именно лампу? Не хорошо, когда смешивается разный свет. У меня была знакомая женщина, которая жила в темной квартире над баром «Лотос». У нее даже днем горел свет. В итоге она почти ослепла. Но даже полуслепой она содержала квартиру в идельном порядке. Как это, где это было? Во Фленсбурге, сразу после войны.
– Бельевая корзина? Да, помню. Изнутри она была обтянута синим полотном. Где сейчас эта корзина? Боже, куда только разбежались наши вещи! Вот и еще один день прошел. И что я сделала – ничего! Где я побывала – нигде! Вот так глупо и проходит вся жизнь.
Осадки картин жизни давят. Изо дня в день пережитое становится все тяжелее. Спасение в забвении. В мире намного больше людей, чем судеб, говорила мама. Судьбы как ящики стола, в один могут поместиться тысячи людей. За несколько дней до смерти она схватила меня за руку и спросила шепотом, не знаю ли я, откуда у меня такое имя – Даниэль.
– Один мой парень жил в таком беспорядке, что я его бросила из-за этого. Его звали Даниэль. Он очень любил меня. А вот в ванной у него в тюбике вечно была засохшая зубная паста. Или он нерегулярно чистил зубы, или покупал пасту в лавках на окраине, где товары подолгу никто не берет. Но зачем ехать на окраину, чтобы купить зубную пасту?
У меня тоже скоро появятся на одном месте и живые, и мертвые. Не будет ничего ни далекого, ни близкого. От далекого до близкого всего один шаг. Вагон на двух колесах. Все на расстоянии вытянутой руки, Руди. Освободиться от груза намерений и без паники отдаться расписанию движения. Если организоваться как следует, все будет путем.
Поезда
Жить незаметно
Он был единственным посетителем на террасе кафе под стеклянным сводом главного железнодорожного вокзала Гамбурга. Он сидел в пальто рядом с оградой, заказав этим утром уже третий капучино. Он много месяцев проработал в холодном помещении, так что приобрел привычку зимой выбирать самые теплые места.
Внизу, на широких перронах, в ресторанах и кафе, в подземных переходах и торговых помещениях гуляли самые разные истории. Лабиринт вздрагивал. Взгляды и касания. Долгие поцелуи перед отправлением поездов. Груди вздымаются, железы пульсируют, и куда бы ни ехали люди, они направляются к последнему адресу. Он знал это, он, сейчас оказавшийся на пороге четвертого десятка, человек по имени Руди Ступар. Имя, полученное благодаря давней, тайной любви его матери, еще девушкой влюбившейся в квартиранта, молодого офицера, которого однажды перевели далеко, на север страны.
Четыре месяца в холодном пространстве. Своих собеседников он, как прежде, в Белграде, не записывал на диктофон. Их истории тут же тонули в глубинах его слуха, потому что они поступали не извне, не голосом другого человека, но исходили от него самого. Слова таяли как медузы, оставшиеся на скале во время отлива, где в жаре солнечного утра превращались в эмульсию взгляда, в пигменты и перхоть. Все могло погибнуть еще
