style="font-size:15px;"> Я сам когда-то был беспомощным ребёнком, поэтому если я и испытываю жалость и понимание, то только по отношению к этим маленьким существам.
Подхожу к двери квартиры и легко ломаю рукой металлический замок. Тёмный коридор, освещённый лампочкой без люстры, выкрашенные в серый цвет стены. Я неслышно ступаю по вздувшемуся от времени и влажности линолеуму. Здесь очень сыро. В середине комнаты распластавшийся в форме звезды ботаник, в крови и с пробитым желудком. Кто-то успел добраться сюда до меня.
Кажется, он всё ещё дышит, лёжа на пыльном ковре. Рядом диван, стол с компьютером, книги. Стены увешаны фотографиями с девочками лет пятнадцати, шестнадцати. Вот мразь…
Приятно видеть, как этот педофил медленно подыхает в одиночестве. Я не виню своего предшественника. В голове крутится фраза: «Собаке – собачья смерть». Но всё это полная чушь. Я слишком люблю собак, да и вообще всех животных. Люди для меня не так важны.
Опускаюсь рядом с ним, он смотрит на меня бешеными глазами, но не может шевелиться. Тело парализовано, оно умирает.
– Ну здравствуй. Говорить можешь?
Смотрю на его шею, дергающийся кадык. Аккуратно обшариваю карманы, проверяю пульс, осматриваюсь. У меня меньше минуты на то, чтобы получить ответы на вопросы. Кажется, он здесь давно в таком состоянии, уже минут двадцать.
На лестнице я не почувствовал никаких свежих следов. Убийца был осторожен, ничего не оставил, ни одной зацепки. Но, кажется, есть совсем лёгкий запах женских духов. Очень сладкие, ненавижу такие, сразу начинает тошнить. А может, тошнит, потому что я просто давно не ел? К тому же организм измотан вчерашними приключениями.
Но этот запах, духи точно женские. И не только, здесь витает отголосок женской ауры. Чутьё меня никогда не подводило. Ботаника профессора, ещё и педофила к тому же, убила женщина.
Легонько бью его по щекам.
– Давай, не уходи сразу. Где амулет? Мужик, лучше скажи сейчас, смерть тебя не спасёт. Они придут за тобой даже после смерти. У них есть спириты, медиумы, сила огромная. Они найдут ответы на свои вопросы, даже если ты умрёшь. Просто вызовут тебя. Поверь, будет ещё хуже, чем сейчас… – говорю я. – Зачем ты вообще в это полез?
Вопрос риторический. Мне плевать, зачем он туда полез. По мне, чем быстрее он сдохнет, тем лучше будет этому миру. Но не я решаю, кому уходить и когда. Я не беру на себя обязанности бога, в отличие от некоторых вышестоящих. Я знаю, что будет, позволь я себе чуть больше. Я знаю законы силы. Малейшее злоупотребление ведёт к самоуничтожению, выгоранию. А после этого только ад. А в аду, как известно, бесконечные мучения, сожжение души и тела, долгое рабство в ожидании перерождения. А потом всё по новой: новая жизнь, грехи и снова ад. Такого я не могу допустить. Все эти годы на Земле я был почти рабом: этого мира, системы, рабом, выбранным судьбой. Мне этого достаточно. Я никак не могу допустить, чтобы после моей смерти это длилось вечно.
Но ботаник
