теперь уже так быстро не растут".
Она перевела взгляд на свои руки, лежавшие на коленях, и стала разглядывать рисунок синих вен, выступающих через бледную кожу, этот рисунок напоминал дерево. Она провела пальцами, и ветви дерева пришли в движение, заколыхались, словно на ветру. "Как давно я живу на этом свете! Уже достаточно давно, чтобы пришло время кого-то хоронить. Эти ужасные правила игры. Почему нас никто не спрашивал, хотим ли мы вообще вступать в эту игру? А если я не согласна? Если я не хочу стареть, болеть и умирать? Не хочу хоронить любимых людей… Я бы, зная заранее, выбрала другую игру".
По левому ряду, разрывая сиреной монотонный шум улицы, пролетела скорая помощь и вырвала Машу из ее забытья. Скорая удалялась среди плотного потока, а ее вой все никак не затихал. Даже когда она скрылась из виду, звук сирены эхом отзывался в голове.
– Ты помнишь, как мы с отцом ездили в Суздаль? – вдруг спросила Маша.
Аня слегка вздрогнула от неожиданности. Она уже забыла о сестре, так долго они ехали молча.
– В Суздаль? – переспросила слегка удивленно она. – Нет, не помню.
Маша пожала плечами так, словно хотела сказать "Ну и ладно", и опять замолчала.
Дворники с легким скрипом проехались очередной раз по лобовому стеклу и смахнули грязь и капли дождя. На какое-то мгновение показалось, что в машине от этого стало светлее.
– А что было в Суздале? – без интереса спросила Аня.
– В Суздале, – задумалась Маша, – мы купались в речке и прыгали с моста.
Аня на мгновение повернулась и посмотрела на Машу с выражением удивления и снисхождения, с каким смотрят на детей.
– А еще мы катались на телеге, – продолжала Маша, – заходили в церкви.
Она говорила все это безэмоционально, таким задумчивым и спокойным тоном, словно разговаривала сама с собой.
– Я не помню, – повторила Аня.
– А еще мы ездили смотреть храм Покрова на Нерли, – точно не услышав сестру, продолжала Маша, – очень долго шли по полю от электрички, а потом папа взял меня на руки. Мы все шли, шли, а эта церковь стояла вдали, как свечка, такая худенькая и белая. Папа говорил, что это самая старая церковь, которая сохранилась на Руси.
– Может, меня там не было? – вдруг спросила Аня.
Автомобиль остановился на перекрестке, и Аня включила поворотник, чтобы повернуть направо. Поворотник защелкал, как метроном.
– Почему ты отговорила маму отправить отца в Германию? – вдруг спросила Маша.
За окнами шумело и перекатывалось пугающими звуками мокрое шоссе. Тишины не было, но казалось, в воздухе повисла какая-то страшная глухота. Аня молчала.
По ее лицу было непонятно, думает ли она над ответом или прослушала вопрос. Казалось, ее внимание полностью поглотила дорога. И только когда загорелся зеленый, и машина тронулась вперед, словно получив позволение говорить, Анна ответила:
– Эти разговоры сейчас не имеют смысла.
