знании, и теперь это знание перестало быть личным и интимным, оно стало всеобщим.
Покрутившись, потоптавшись еще немного в коридоре, все пошли на кухню.
– Мне нечем вас покормить, – сказала Антонина Сергеевна, подходя к плите, и словно оправдываясь, показала рукой на пустые конфорки.
Плита и вся кухня были очень чистыми. "Похоже, она сегодня все утро мыла квартиру", – подумала Маша.
– Нам ничего не надо, мама, ты что, – сказала Аня, – мы же не есть приехали.
Но тем не менее Аня подошла и включила чайник.
– Но я бы с удовольствием выпила кофе, – сказала она.
Маша покрутилась какое-то время возле стола, но потом все же села. Она аккуратно отодвинула от себя вазочку с конфетами, которая оказалась прямо перед ней, и, как школьница, сложила руки перед собой. Ее не покидало какое-то новое чувство, которое она испытала, придя сегодня в эту квартиру – незыблемую крепость, молельный дом, обитель заботы и тепла. Она поймала себя на мысли, что они с сестрой видят маму первый раз после получения известия о смерти отца. Последний раз они виделись три дня назад, и тогда папа был еще жив. А сейчас все изменилось. Все изменились. Изменились даже вещи в доме, они приобрели другой смысл и значение. Эта вазочка с конфетами… Папа всегда ставил ее поближе к себе, она была красивая и желанная, а сейчас стала страшной, как моток колючей проволоки. Часы на стене, отвалившаяся плитка над раковиной, цветок в горшке – все это стало символами прошлой жизни, свидетельствами тех или иных желаний, которые в настоящей жизни уже никогда не будут реализованы. Но самое ужасное, что таким символом стала и мама, и это чувство обиды и претензии по отношению к матери пугало Машу.
Антонина Сергеевна села напротив. Она провела руками по скатерти так, словно хотела ее разгладить, но в этом не было никакой необходимости. Скатерть была белая, абсолютно чистая и выглаженная. Внуки уже давно не приезжали сюда, отца почти месяц не было дома, поэтому марать скатерти и "сеять грязь", как обычно выражалась Антонина Сергеевна, было некому. Она просто не могла подобрать нужные слова, чтобы начать говорить.
– Девочки мои, – начала она неуверенно, – вот и остались мы с вами сиротами.
Анна, которая продолжала стоять около плиты, подошла сзади и положила матери руки на плечи.
"Как они похожи, – подумала Маша, глядя на них. – Эти острые скулы, прямой нос. Мама все еще очень красива, даже со своими морщинами, только волосы она теперь красит в белый цвет… Может, они наконец-то заплачут?"
По щекам Антонины Сергеевны действительно покатились слезы, и Маше стало стыдно.
Мать выглядела сейчас очень жалко и грустно. Слезы катились по ее щекам, а брови в страдальческой гримасе поднялись вверх, отчего весь лоб покрылся морщинами. Она тут же превратилась в худую жалкую старушку, слабую и беспомощную.
Аня гладила ее по плечам, и от этого картина
