ни вздохнуть не выдохнуть. Меня ведет именно в тот момент, когда они добивают, вынуждая упасть на землю. Группируюсь, чтобы минимизировать последствия ударов, слышу Маринкин крик. Зачем она вообще дала о себе знать?! Все происходит слишком быстро, выплевываю кровь, открывая глаза. Гопота пропала, словно их никогда здесь и не было. Как ни странно, но во двор никто не вышел, упираюсь ладонью в холодную землю, чтобы подняться, но как итог чувствую головокружение вперемешку с прикосновениями.
Баженова переворачивает меня на спину, отшатываясь, но в ту же секунду склоняясь ко мне ближе.
– Саша? – всхлип. – Ты жив?
– Жив, – закрываю глаза, упираясь затылком в асфальт, – с тобой все нормально?
Она кивает, вцепляясь в мое запястье, и я слышу тихое поскуливание.
– Не реви, башка раскалывается, – с болью втягиваю воздух и медленно сажусь, опираясь на кулак.
Маринка сидит рядом на коленях, обнимая себя руками. С теми, кто это был, я разберусь позже, сейчас нужно сбагрить ее домой. Касаюсь ее плеча, пробегаю пальцами по шее, притягивая к себе. Мариша всхлипывает, огибая мою шею руками.
– Тебе что-нибудь сделали? – глажу ее спину. – Ударили?
– Нет, – мотает головой, – на землю уронили только.
– Извини, – вдыхаю запах ее волос, – я тебя не защитил.
– Ты дурак? Тебя чуть не убили! – повышает голос, и я морщусь от боли в голове.
– Не кричи.
– Прости, – отстраняется, – пошли ко мне, нужно раны обработать, – смотрит на мое лицо, – бабушка сегодня все равно с Костиком в няньках.
– С кем?
– Соседский мальчик, его мама одна воспитывает, в ночную часто работает, вот бабушка и сидит с ним.
– Ясно, – поднимаюсь, прижимая раскрытую ладонь к месту под ребрами.
– Больно?
– Нормально.
– Кто это был?
– Сам не понял, – осматриваюсь, – пойдем быстрее.
Через призму боли ускоряю шаг, прикрывая за нами подъездную дверь. Дома Маринка скидывает кроссовки и уносится в ванную. Разуваюсь, стаскивая олимпийку, и, задрав майку, смотрю на себя в зеркало. Красное пятно, растянувшееся по всему правому боку, в скором времени посинеет. Касаюсь пальцами, сжимая челюсть. Неприятненько. И рожа болит адски, смотрю на разбитую губу и припухшую щеку со слегка содранной полоской кожи поверх брови – красавец.
Маринка выходит в прихожую, сжимая вату и бутылочку перекиси. Вздыхает, останавливаясь за моей спиной.
– Пойдем на кухню.
Киваю и иду за ней. В квартире ничего не изменилось, все осталось так же, как и два года назад. Баженова поправляет съехавшую по плечу лямку майки и, дождавшись, пока я сяду на стул, ставит на стол бутылек, который держала в руках.
– Будет неприятно, – прикусывает нижнюю губу, вставая между моих ног.
Маринка
