стиль Басаева, Радуева и Хоттаба, чуть ли не главным тактическим приёмом которого было в случае необходимости прикрываться женщинами, детьми и стариками. Ну ничего, блин, не меняется с годами…
Одновременно снаружи, где-то на улице, возник новый навязчивый звук – вой полицейской сирены. И он быстро приближался. Интересно, если у них таки не работает телефон – когда же они успели? Либо покойный доктор рассказал нам не всё (падла лживая!), и они успели вызвать кого-то, чтобы разобраться с этими «американцами» ещё до начала проблем со связью, либо всё было ещё проще – услышав стрельбу на втором этаже клиники, кто-нибудь из медперсонала просто выскочил на улицу и остановил первую попавшуюся машину полицейского патруля, благо их сейчас моталось по Нойбургу достаточно. Но ни тот, ни другой вариант не сулили нам ничего хорошего…
– Прикройте меня! – крикнула моя напарница, бросаясь вперёд. Я поднялся на колено, готовясь открыть огонь, но больше в нас никто не стрелял. Поэтому, почти не раздумывая, я рванул за ней. Времени у нас, похоже, не было совсем, буквально через считаные минуты у нас на хвосте должны были нарисоваться бундесполицаи или бундесвояки.
Ежесекундно ожидая выстрела в упор, мы почти одновременно ворвались в ту самую смотровую. Там была типичная, аккуратная больничная обстановка – кафельные стены, белёный потолок с живо напомнившим мне травмпункты из нашего времени круглым осветительным прибором. По стенам теснились застеклённые шкафы и столики с никелированным медицинским железом. В левый ближний угол забились две вставшие на четвереньки медсестры в уже знакомой синей униформе и передниках (визжали как раз в основном они, хотя при нашем появлении обе почему-то сразу заткнулись). А прямо впереди нас, под окном, лежал в позиции «лицом вниз, руки за головой» мужик в белом халате, то ли врач невысокого ранга, то ли медбрат. Он не визжал, но заметно трясся.
Справа была запертая дверь в соседний кабинет, а в центре композиции возлежал на столе раздетый до пояса то ли лысый, то ли бритый наголо человек в слегка спущенных американских армейских брюках, излишне серьёзное и где-то даже барственно-многозначительное лицо которого показалось мне смутно знакомым. К руке лежащего была подсоединена капельница, кругом валялись окровавленная марля и медицинский инструментарий, а рядом со столом стояла ещё и каталка (на ней его привезли снизу или собирались везти отсюда в операционную?), но, судя по бессильно завалившейся набок голове с синюшными губами и остекленевшим глазам, жизнь уже покинула этого «пациента». Тут, по-моему, требовался уже не врач, а патологоанатом. А в голове моей тем временем сводилась нехитрая бухгалтерия – стало быть, двое придурков из интересующей нас «пятёрки» буйных уже мертвы, значит, осталось ликвидировать троих, одного мужичка и двух бабёнок…
– Nieder legen! – заорала Кэтрин, видя, что затихшие на полу медики некстати зашевелились. А потом прицелилась в лежавшего на столе типа и практически в автоматическом
