русской. В деревнях такие строили, отец Иван Иваныч в Каменке две поставил в виде бревенчатых срубов, а в центре – окошко.
Разденешься донага, ляжешь на полок, попаришься берёзовым веничком, потом босиком да по снегу. Пару-то сколько бывало, аж всё вокруг белым-бело стоит! Угоришь, квасу с чайком выпьешь и снова в парильню. Э-эх!
Во сне Андрею снились эти бани, снилось, как снегом обтирается, чтобы стать свежим, как родившийся младенец. Душой очиститься, не только телом.
Пристрастился Андрей староверческие беседы деда Кускова слушать. Все беды-де оттого, что русские отреклись от веры своей, а на запад начали заглядываться. Жили бы по старинке, горя бы не знали. Слыхал Андрей о скитах староверческих, о старцах, что жили в строгости и воздержании и осуждали никонианство. Кусков утверждал, что креститься следует не тремя, а двумя перстами, как делали наши отцы и деды. Два перста – суть земля и небо, кои соединяются в молитве, а третий перст означает человеческое грешное начало и должен быть исключен при крещении.
Сначала слушал Андрей из интереса, потом соглашаться начал, сердцем жалел пострадавших за истинную веру. Бороду отпустил – так еще в прошлую эпоху прадеды носили, Петровские перемены возненавидел.
В холодных каменоломнях все чаще и чаще снилась Андрею родная Каменка и отчий кров. Снился младший брат Фёдор, вспоминал он и слова матери, что были сказаны перед отъездом в Петербург: «Ты уж, Андрюша, позаботься о Феденьке. Все-таки, братец твой». Видел печальные глаза Анны Михайловны и плохо ему делалось. Ведь это он братца погубил, не надо было его в дело брать, да разве тогда возможно было отговорить Федю. Сам, ведь, пошёл.
Подумывал Андрей о побеге (тогда б уж он Федю из Петропавловки вызволил бы). Пятерых товарищей собрал, план свой в тайне держали от чужих ушей – ненадежные могли везде быть, а за хороший куш и на предательство пойдут – народ тёмный.
Начали понемногу от пайка откладывать сухари, да плесневелый хлеб на дорогу. Как же без сил-то? Выбрали даже день, а тут сама судьба подвалила. Пасху праздновали, казачки здорово отмечали, – напились, всю ночь песни на рудниках слышались, к утру улеглись. Про то, что за узниками глаз да глаз нужен, забыли; не убегут-де – слабы шибко, да и кандалы помешают.
Да не помешали, видать, кандалы. Порешили беглецы двух казачков – тех, кто еще на ногах держались и дозор несли. Камнями придавили. Один сопротивлялся, ружьё наставил, хотел других кликнуть – не сработало. Ружьё Андрей захватил, а чтобы шума не было, велел кинжалом казака заколоть. Призраки убиенных ни разу не потревожили Андрея – клятву он перед Господом дал – что больше никого жизни не лишит, будь то друг или враг. Клятву Андрей свою выполнил, повлияли и проповеди Кускова.
Поначалу в скиты хотел бежать, но раздумал, чувствовал долг перед Фёдором и вину перед матерью.
Дошли до Кургана. Расстались. Трое решили в Персию податься. Андрей
