наливкой смородиновой угостили.
«А ты кто Михайле-то Лукичу будешь?»
«Приказчик я его – Семён. У хозяина мово лавки в Новгороде, торговлей он промышлял. Теперича, значит, с Вами мне придётся».
Вспомнил Андрей старика Михайла. Последние слова его вспомнил, крест на себя наложил, вздохнул тяжело. «Царствие небесное рабу божию Михаилу».
Семён обстановку оценил:
«Не богато у вас».
«Ничего. Хозяйство подымем. Торговать тканями и расписными подносам станем. Как раз в Новгород все пути стекаются. Слыхал я, народные умельцы в городах на вес золота».
Мануфактуру Андрей откупил, мастерицы золотыми нитями на тканях орнаменты вышивать начали, художники подносы, как в сказке, расписывали.
Прославилась Каменка, аж до самой Москвы. Зажили Розановы, Андрей настоящим купцом сделался (без звания, да при деньгах зато).
Только одного Андрей Иваныч боялся, прознаются о его прошлом, на каторгу отошлют.
И здесь Господь миловал, видно, достаточно уж горя натерпелись, пора бы счастья наживать. Как же без счастья-то?
В положенный срок Анфиса Григорьевна дочку родила. Машенькой назвали. Годка через три сынка господь принёс. Думал Андрей Иваныч, что ушла беда за порог, совсем уж, было, свободно вздохнул. Да нет. Рано, видать, успокоился, рано обрадовался.
Не спасли Анфисушку при родах, так, горемычная, кровью истекла. Взята клятву она с Полины посмертную, не бросать деток, заботиться о них, как родная мать. Ладанку сынку оставила, да иконку святого Александра Невского, чтоб оберегал святой угодник мальца. Потому Сашенькой и окрестили.
Совсем в дела ушёл Андрей Иваныч, осунулся, всё молчит, а сам так волком и смотрит.
«Отец Григорий, уговорите вы братца жениться. Совсем, ведь, пропадет. Да и мне по хозяйству тяжеловато приходится», – молила Полюшка.
Уговорил отец Григорий. Посватался Розанов к некоей Марфе Тихоновне Морозовой – вдовице, подарков разных наслал: шелков, да платков, да жемчугов с серьгами и самоцветами. Не взлюбила Марфа деток Розановских, только своих деток обхаживала Катерину и Софью, Машеньку в чёрном теле держала.
Сама целыми днями перед зеркалом наряжалась, щёки румянами покрывала, брови щипала, работы гнушалась – всё мамок, да нянек по дому гоняла.
Полина видеть новую хозяйку не могла, жалела душой, что брат женился. Хотел же Андрей одиноким остаться – жизнь положить, а деток поднять. Марфа Тихоновна золовку «злюкой» про себя называла.
Машенька хоть и побаивалась немного тётки, да все равно тянулась к ней – как-никак, родная кровушка, чувствовала, видать, что не нужна она мачехе.
Полина Ивановна грамоте племянницу обучила, закону божьему, про святых старцев рассказывала: про Николу – чудотворца, про княгиню Ольгу, рукодельницею сделала.
Андрей Иваныч все больше на мануфактуре, да на торгах дела
