не понимал. Только злился – всё больше и больше, и злость становилась гневом, заливающим с головой, таким, что темнеет в глазах.
– Не одни мы с мамой трудились тут. – Папа вновь поднял взгляд, тот помягчел. – Наше воинство немногочисленно. И вход в него, увы… не просто взял ружьё, да и пошёл.
– Лекарство, да? – глухо спросил я.
– Лекарство, – кивнул папа.
– Я умер? Меня убили?
Папа молчал.
– Вы… убили… Тёму?
– Чтобы он вернулся, – едва выдавил папа. – Чтобы вывел вас. Чтобы закрыл дверь, оставленную… для такого зла, как Охотник. Точно так же в своё время, не зная, умирали и мы с мамой. Точно так же проходили через смерть. И возвращались.
– А книги? Библиотека?
– Библиотека в целости и сохранности, Артемий. Твой прадед принял достаточно мер предосторожности.
– А почему нельзя было сказать мне всё и сразу?! – Кажется, я уже кричал. Это было дико, страшно, невероятно – неправильно. Меня убили… мама и папа…
– Потому что отыскать дорогу оттуда можно только самому. Без подсказок. Хотя мы сделали всё. Тётя один раз появилась у ручья – ты ведь помнишь? Помогла тебе, но и отдала последние силы.
– Вы – меня – убили… – разделяя, сказал я.
– Нет, – покачал головой папа. – Если б у тебя… не получилось, ты бы всё равно вернулся. Мы помогли бы, и твой прадед помог бы тоже, но… Но ты никогда бы не смог стать некромантом.
– А… Таня? А Люся с Масей?
– У Тани нет дара, – жёстко отрезал папа. – Что касается твоих сестёр… посмотрим.
– Это… это… – У Али дрожали губы. – Это чудовищно! И вы чудовище, вы мне не родня, вы никто, слышите – никто!
– Племянница, – сказал папа, и голос его резал, словно стальное лезвие. – Можете на меня обижаться сколько угодно. Можете проклинать. Можете даже попытаться застрелить. Или отравить. Вот только Ордену, Ордену Некромантов, что сторожит смертные тропы, охраняя живых от мести мёртвых, ваши, барышня, антимонии безразличны.
Да. Папа, оказывается, может быть и таким.
– Дар слишком редок и драгоценен, чтобы позволять тем, у кого он есть, просто так уйти или следовать своим капризам. – Папа жёг глаголом, не хуже пушкинского пророка. – Вам с Сашей теперь одна дорога, дорогая племянница. Хотя никто и не торопит. Можете сердиться, барышня, но…
Сашка решительно шмыгнул носом в последний раз, встал и с неожиданным напором потянул красную, как рак, Алю за руку.
– Она поймёт, дядя. Обязательно. Не сердитесь – она ведь девочка, им можно…
– Ты тоже поймёшь, Артемий, – решительно и уверенно сказал папа. – Идёмте, нас ждёт экипаж. А то на поезд опоздаем.
…И я действительно понял. Но это, как говорят в романах, уже совсем другая история.
Наталья Караванова
Шкатулка
