римлянин и задирает вверх свой короткий меч со следами запекшейся крови.
– Это несложная задача, – произносит старик, – ты им стал в тот момент, когда взял в руки гладиус.
– Неужели речь о Зевсе? – у солдата глаза лезут на лоб.
Архимед внимательно смотрит на римлянина, решая, как выстроить разговор, по всей видимости, свой последний, с солдафоном как с учеником, которого предоставила судьба, а не выбрал он сам.
– Эта линия, – наконец прерывает молчание Архимед, – путь на Олимп.
– Продолжай, – торопит его легионер, присаживаясь рядом на мраморную скамейку.
– Все, что под гиперболой, ну, то есть сама «гора», это Свобода Выбора, – старик обвел поле под линией прутком, – понятно?
Наклонившись к Архимеду получше разглядеть чертеж, римлянин уронил непристегнутый кассис к ногам старика. Солдат оказался молодым человеком, еще юношей, светловолосым галлом с веселыми глазами и обнадеживающей улыбкой.
– Я свободный человек, гражданин, – заявил он, – но мой центурион остер на словцо и у него тяжелая рука, это я насчет свободы выбирать.
– Мальчик мой, – ласково обратился к солдату Архимед, – свобода заключается в бесконечном множестве путей, приводящих тебя к выбранной цели, и не имеет отношения к римскому уставу и личностному восприятию окружающего мира отдельно взятого командира.
– Похоже на муравейник, – задумчиво произнес юноша, – внутри него много ходов, но он ограничен по размеру тем количеством былинок, которые натаскали насекомые.
– О, – воскликнул удивленный Архимед, – приятно узнать, что и среди вояк попадаются неглупые люди.
– Не забывайся, старик, – осадил его легионер, – ты в моей власти. Что над линией?
Архимед с нескрываемым интересом посмотрел на юного «завоевателя», потом перевел взгляд на чертеж: – Ответственность.
– Ответственность за что? – солдат поднял кассис и водрузил его обратно на голову.
– За выбор, – Архимед широко улыбнулся юноше.
– Если вершина «муравейника» – Олимп, то что здесь? – спросил легионер и с размаху вонзил гладиус в самое начало гиперболы.
– Точка Адама, – невозмутимо ответил Архимед.
– Что за Бог? – удивился солдат.
– Не Бог, Первочеловек. – Архимед веткой засыпал песчинками рубец, оставленный мечом, который юноша уже выдернул из многострадальной сиракузской земли. – Его свобода мала, он только что сотворен и почти ничего не знает.
– Как дитя?
Архимед кивнул головой: – И ответственность его, не знающего и облеченного малым выбором, ничтожна. Ребенок, повидавший на своем веку три-четыре холодных сезона, обронив по неосторожности масляный светильник и спалив жилище родителей и соседей, понесет иной ответ, нежели муж разумный, вроде тебя, сожжет по умыслу или во время осады дом врага своего.
– Что же ты скажешь, старик, про
