случае, подобные эксцессы стали нормой).
– На блюде «совесть ребенка», Ваше Великолепие, – старик жестом указал на центр подноса.
– Не вижу, – небрежно отозвался Тиран.
– Для нас видимо только то, чего мы осязаем сами, именно то, что в нас есть, – многозначительно прошептал старик.
– И что мне делать с тем, чего не вижу я, а значит, и не обладаю? – Властитель схватил за ухо мальчика-раба, стоящего с опахалом подле него по правую руку и притянул к себе: – Ты что-нибудь видишь, раб?
Мальчишка, корчась от боли, пропищал:
– Белый цветок, Хозяин.
Тиран оттолкнул раба в сторону и посмотрел на блюдо – в центре лежал маленький цветок тысячелистника.
– Ты подбросил его? – угрожающе обратился он к старику.
– Он «расцвел» сам, как только его «узрел» твой раб, – улыбаясь, ответил старик.
– Что это за цветок?
– Греки назвали его в честь Ахиллеса, сок этого чудесного растения останавливает кровь после ранения, – старик протянул блюдо Тирану, – а в тех краях, где слышен шелест ангельских крыльев, тысячелистник – символ Совести, останавливает потерю Божественной энергии после грехопадения.
Объяви сейчас Властитель войну всему миру или огласи герольд имя Сатаны, среди прибывших на пир гостей, в зале было бы не столь тихо. Всяк боялся вздохнуть, пошевелиться, моргнуть, в общем, хоть как-нибудь проявить свое присутствие. Знать дорого заплатила бы, лишь бы не быть сегодня в списках приглашенных, а чернь предпочла бы выносить помои и чистить отхожие места, нежели прислуживать за столом.
Тиран молчал. Волны размышлений пробегали по хмурому челу, тяжелый взгляд придавил цветок к блюду, расплющил его в попытке разглядеть за белым пятнышком нечто большее, чем хилые лепестки незатейливого кустарника. Старик, не шелохнувшись, держал на вытянутой руке удивительное подношение. Наконец Властитель прервал молчание:
– И что, такие цветы растут только в тех краях, где шелестят крылья ангелов?
– Они цвели и у нас, пока не пришел ты, – смело ответил старик, – это последний, не затоптанный железным сапогом, он твой.
Тиран протянул руку и пальцами, отягощенными перстнями и кольцами, осторожно, словно погружал их в плоть врага с тем, чтобы, ухватив за сердце, выдернуть его, еще живое и трепещущее, взял с блюда цветок тысячелистника.
Наберись смелости хоть один из присутствующих и оторви опущенные глаза от пола, увидел бы более редкое, чем огненный хвост кометы, явление – слезинку на лице Властителя. Единственным свидетелем невероятного факта случилось стать старику. Тиран, сжав цветок в кулаке, кивнул страже:
– Казнить.
Старик улыбнулся.
– Чему радуешься, смертный? – удивился Тиран.
– Она стоила моей жизни, – загадкой ответил старик, уводимый воинами из зала.
Пирующие равнодушно проводили взглядами привычную здесь процессию до дверей и обернулись
