что бывает самым интересным. Происшествия всегда одни и те же, а вот детали всегда иные. И читатель ищет именно их. Он хочет знать, во что был одет человек, какой пуговицы у него не хватало, чем болела его бабушка и сколько раз он ездил на курорт. Важно все». «Важно все, – повторила про себя Катя и подумала, что же показалось ей невероятным в словах женщины. А что-то показалось, тут у нее память была цепкая. – Это очень странно… – повторяла она про себя. – Это очень странно…» И вдруг она поняла.
– Да как же он снял трусы, если не снял колготки?! – воскликнула она, уже немного позабыв, что перед ней находится мать убитой и выражаться следует осторожнее. – Ведь никак не получится!
– Что? – переспросила женщина. – Почему? Колготки он снял!
– Вы сказали – спустил, – поправила ее Катя. – Я вас верно поняла? Колготки были сняты не полностью, вы говорили – до колен? Но пока колготки оставались хоть на какой-то части ее ноги, трусики он снять не мог! Никоим образом!
Женщина призадумалась и в конце концов растерянно кивнула:
– Ну, верно. Только их нет.
– Не надела? – предположила Катя. – Такое возможно?
– Ирка-то? Да нет, она всегда за собой следила. Белья этого у нее было… – Женщина покачала головой. – Нет, этого не было. Была в трусиках, а осталась без. Точно могу сказать, в каких она была, я так и следователю сказала.
– Да как вы можете это знать? – удивилась Катя. – Ведь не угадаешь.
– С ней – угадаешь! – заверила ее женщина. – Трусики были белые, кружевные, с красным бантиком спереди.
– Откуда вы знаете? – недоумевала Катя. – Да еще так точно?
– Да она всегда носила гарнитуры, – пояснила та. – Так и покупала – в одной упаковке лифчик и трусы. Лифчик был белый, кружевной, с красным бантиком спереди, и трусики – такие же. По-другому у нас не бывает. Я следователю сразу сказала – раз так, ищите белые, кружевные, с бантиком.
– Ну да, единственная улика, – вздохнула Катя. – Значит, он их срезал, а не снял. Ножницами или ножом… Специально охотился. Да уж, убили ни за что, за тряпку! Мальчику-то скажете?
– Да вот не знаю, пока помолчу, а потом, конечно, скажу. Боюсь я. Парень ее любил как не знаю кого. Меня вот нет. – Женщина вздохнула. – Ну, ясно почему, меня и сама она не слишком-то обожала. Поссорились мы еще тогда, когда она залетела непонятно от кого. Я ее спрашивала: «Ну хоть знаешь, кто отец? Ты от кого рожать собралась?! Какие твои годы?! Тебе не тридцать пять, когда уже все равно, девка молодая… Охота обузу брать!» Она: «Нет, буду рожать, не твое дело, сама воспитаю». – Она поспешно закурила и продолжала: – Я больше не вмешивалась. К ней с добром, а она с дерьмом.
«Ай да мамаша! – подумала Катя. – Так ли ей нужна моя помощь? Может, дать деньги и пойти пока? На похороны приду… Нет, сейчас уходить неловко. Парня жалко. С такой бабушкой ему придется невесело». А бабушка рассказывала, энергично помахивая сигаретой:
– Не нашлось на нее нормального мужика, вот досталась маньяку! Все,
