нуждался в постоянном физическом контакте. – Или моя королева заскучала?
– Да я только отмылась и отдышалась. – На этот раз скрыть ироничную усмешку не удалось. Гордон бросил на меня изумленный взгляд, затем перевел его на испорченный кровавыми разводами, пуловер, промокшие вещи, скользнул по заляпанным высоким жокейским сапогам и виновато покачал головой. Я ободряюще погладила его по предплечью и отвернулась к окну.
Смущения за свой нелепый вид «землекопа» я не испытывала. Меня терзали два вопроса. Первый – однозначно сверхъестественный подтекст всего, что связано с Гордоном. Второй – природа моей пугающей реакции на его откровенность. До недавнего времени мой механизм психологической защиты представлял собой процесс изоляции аффекта. Он надежно защищал сознание от чрезмерного поглощения эмоциями. Но в данном случае, очевидные ответы на поставленные два вопроса противоречили моей личной философии. Категоричный запрет на мистику был краеугольным камнем моего мировоззрения.
Измученная нервным истощением после летних бурных событий, я не стала утомлять себя анализом вмешательства Гордона – неоднозначного, закрытого мужчины с хищными повадками и своеобразным благородством. Отношения развивались, а подозрения росли. Я играла в поддавки. Его присутствие приносило реальное облегчение моему отравленному виною сердцу. Поэтому я успешно занималась фальсификацией неопровержимых фактов причастности Гордона к мистике. Вот и сейчас, у меня была возможность оправдать, неподдающиеся логике, вещи собственным психическим расстройством, параноидальной подозрительностью и невероятным стечением обстоятельств.
Сегодня компромисс с совестью достиг точки невозврата. Я набиралась решимости положить конец двойным стандартам.
Вдали показались первые огни пригорода. Характерный дух промышленной зоны жестким контрастом привел в чувства. Я взглянула на благородный профиль живой античной скульптуры, и сердце дрогнуло. Ни стресс, ни нервный срыв, ни даже самообвинение – ничто не могло объяснить реакцию на его слова: «Скажи, и я уйду». От потрясения закружилась голова.
– Душно. Люк, пожалуйста, опусти стекло.
Кондиционера не хватало. Я задыхалась от напряжения.
– Тебе плохо? Снова? – Обеспокоенный Гордон круто подался в мою сторону.
– Нет-нет, просто укачало. Сейчас подышу, и все пройдет. – Я принципиально избегала смотреть ему в глаза. Казалось, что он видит меня насквозь. Подобная перспектива совершенно не входила в планы. Впереди маячила фундаментальная потеря ориентации и крушение жизненной философии.
Все еще в горьких раздумьях, нащупала какой-то мусор под ногой и заглянула под сиденье: «Шприцы? Мои анальгетики?! Да здесь весь арсенал аптечки первой помощи», – перевела на него круглые глаза.
Пожал плечами:
– У тебя был кризис. Ты не просыпалась.
Действуя на эмоциях, я приподняла ладонь со своего колена, прижала к щеке
