я знаю…»
Хеддергемют, я знаю
твои ножи, кишащие
как мелкая рыбёшка,
никого сильнее не было меня,
стоявшего против ветра.
Никто, как я, не пострадал,
от обвального града, искромсавшего
мозг, прозрачный как озеро.
Ирландское
Позволь мне пройти,
взойти путём зерна к твоему сновидению,
уступи тропинку сна,
дай мне право срезать чернозём
на откосах сердца,
поутру.
«Выкопанное сердце…»
Выкопанное сердце,
вложить в него чувства.
Великая родина из —
готовлена.
Молочная сестра
лопата.
«По следу, залитому дождями…»
По следу, залитому дождями,
проповедь тишины маленького жонглёра.
Это как будто ты мог слышать,
как будто я всё ещё люблю тебя.
«Главы чудовищные, город…»
Главы чудовищные, город
который они строят,
за фасадом счастья.
Если бы ты, верный себе, снова стал моей болью,
то не миновали бы
того места, откуда я выхожу из себя,
я провел бы тебя
через эту улицу
и дальше.
«Вечность старится…»
Вечность старится:
асфодели Черветери
вопрошают друг друга, бледнея.
Бормочущим половником
из мертвого котла,
над камнем, над булыжником,
они черпают ложками жидкое варево
на всех нарах
в бараках.
«Бормочущих…»
Бормочущих
орудий
ряд.
На пропущенных
ступенях
валяются всюду
умирающие.
«Душой слеп, на пепелище…»
Душой слеп, на пепелище,
в слове свято-обессмысленном,
тот, кто пришёл, рифмы лишённый,
стискивающий по плечи череп, мозг сжимающий,
он зачищает слуховые раковины
осевшими гласными,
усваивает пурпур зрения,
настраивает его.
«В шорохах, подобным нашему начинанию…»
В шорохах, подобным нашему начинанию,
в ущелье,
куда ты рухнул,
я извлекаю её снова,
музыкальную шкатулку – ты
знаешь: она незрима,
она не слышна.
«Deine Augen im Arm…»
Deine Augen im Arm,
Твои глаза в руке,
die
auseinandergebranten,
сгоревшие порознь
dich weiterwiegen, im fliegen —
тебя продолжающие баюкать, пролетая
den Herzschatten, dich.
в тени сердца, тебя.
Wo?
Где?
Mach den Ort aus, machs Wort aus.
Выключи это место, выключи слово.
Lösch. Miß.
Погаси. Размежуй.
Aschen-Helle,
