где жили люди. Скорее на заброшенный рудник, в котором ни одно чудище не найдет золота, только золу и искореженные пепелища.
– Кто их жжет? – спросила я, перекрикивая ветер.
– Да мало ли алкашни тут по ночам греется. Расскажи лучше, чего там Надежда? Звонит?
Я покрепче прижалась к Катьке. Под гладкой тканью спортивной куртки расходился жар от ее спины.
– Звонит.
– Устроилась уже?
– Устроилась.
– А с кем в одной комнате поселили?
Спина под курткой напряглась.
– С Ленкой Кравцовой.
Катька дернула плечом, велосипед начал заваливаться в сторону, но быстро выровнялся.
– Ленка храпит и воздух портит.
Я хихикнула.
– А ты откуда знаешь?
– Мы в седьмом классе в одной палате лежали.
Мимо пронеслось пустое здание общежития. Там должны были обитать старатели, но рудник загнулся раньше, чем привезли новую смену. Теперь бабуля ходила туда ночь через сутки, сторожила от мародеров. А под подушкой у нее лежал пистолет. Игрушечный, конечно, но издалека не отличить. Бабуля любила про него вспоминать и смеялась, а мама тут же затихала, только откашливалась в кулак.
Мы проехали мимо последнего работающего магазина. По средам там можно было купить свежий хлеб, но такой невкусный, что мама давно научилась печь сама. Катька спросила:
– Небось скучаешь по сестре?
Я не скучала. Надежда уехала в колледж за три часа по бездорожью и увезла с собой вечную ругань с мамой, злое подметание полов и громкую музыку за закрытой дверью комнаты, в которую мне ни в коем случае нельзя было заходить. Теперь сестрица если и приезжала домой, то набирала еды, жаловалась на соседок и укатывала обратно. Но сказать об этом Катьке я не могла. В хороших семьях все обязательно любят друг друга. А человека ближе, чем сестра, в жизни не найдешь. Бабуля повторяла это после каждой нашей ссоры. Правда, своей сестре она звонила раз в год – на день смерти моей прабабушки.
– Скучаю, – соврала я.
– Еще бы! – подхватила Катька и снова вильнула рулем. – Тебе вон как с сестрой повезло!
– Как?
Мы с Надеждой не дружили. Я дружила с мамой и бабушкой, с Димкой, пока он не уехал, с Мальчиком, пока его не застрелили, с Лоткой, если она обращала на меня внимание, и с кошкой Груней, пока ее от меня не увезли. С сестрицей мы просто жили в одном доме. А теперь перестали жить.
– Ну как? Она вон какая…
– Какая?
Сестра была чуть выше мамы, умела жарить пирожки из твердой американской картошки и запекать куриные окорочка Буша так, что их можно было прожевать. Она мастерски пылесосила ковер и красила ногти, а еще два часа стригла Лотку, превращая ее в подобие пушистого шара. И могла громко ругаться, а потом плакать злыми слезами.
– Умная, –
