покачивание ноги так, чтобы пятка билась о бок завалинки. И все. Катька же не унывала. Примчалась на велике, взбудоражила дворовую стаю. Они гавкали для приличия, но Катьку сразу узнали и быстро улеглись обратно под короб.
– Ир Станиславовна, там шикши столько! И голубики! Мы ведро привезем!
Я знала, что мама откажет, но все равно стала ждать. Мама выглянула из квартиры, посмотрела на Катьку, потом на меня.
– Я же говорила вам. Там речка. Лелька намокнет и простынет. И так дохает. Нельзя.
В горле предательски засвербило, но кашель я сдержала. Больше помочь Катьке мне было нечем. Начни я канючить, мама бы рассердилась и даже на завалинке запретила бы сидеть.
– Да я ее на руках перенесу. Не намокнет.
– Кать, не придумывай, – отрезала мама и скрылась за дверным косяком.
Но Катька уже поставила ведро и встала на пороге, упершись кулаками в бока.
– Ир Станиславовна, пустите! Лелька тундру не видела настоящую.
– Посмотрит еще, – ответила мама из глубины коридора.
– Когда? Сами говорите, закрываемся в сентябре. Увезете ее – так и не увидит.
Этого мы не обсуждали. Ни словечком об этом не обменивались. За бесконечным полярным днем зияла кромешная пустота. Ничего. Пусть бабуля и начала уже собирать вещи по мешкам. Аккуратные стопки белья, кофточек, свитеров и теплых колготок. Но мы старательно делали вид, что ничего не происходит. Наверное, боялись разрушить притворный покой последних месяцев. А Катьке страшно не было. Она просто сказала и осталась стоять, ожидая ответа.
Мама потопталась в коридоре. Я ее не видела. Только бабулю вполоборота. Мочка уха у нее стала красная. Она отжала тряпку и повесила ее на край ведра.
Теперь бабуля ходила туда ночь через сутки, сторожила от мародеров. А под подушкой у нее лежал пистолет. Игрушечный, конечно, но издалека не отличить.
– Ну чего? Отпустите? – переспросила Катька. Мама откашлялась. Потом еще раз.
– Ладно, – наконец ответила она хрипло. – Сходите до речки. За сопку нельзя.
Я вскочила на ноги. Сонная скука исчезла сама собой. Даже комары перестали липнуть к лицу. И кромешная пустота, ожидающая меня в окончании лета, отступила.
– Сапоги резиновые надевай, пока не передумали, – шепнула мне Катька.
Она улыбалась. Ее плоское и круглое лицо стало совсем широким. И потрескавшиеся губы растянулись так, что корочка лопнула и выступила кровь. Я с разбегу облапила ее, но тут же оттолкнула и побежала за сапогами.
– Господи, Ира, куда ты их пускаешь, – всполошилась бабуля.
– Лелька тундры настоящей еще не видела, – тихо сказала ей мама, помогая мне натягивать сапоги. – А скоро сентябрь.
Бабуля перестала спорить и пошла резать нам в дорогу бутерброды.
– Может, с нами пойдете? – предложила Катька, пока я уткнулась в мамин халат на прощание.
– Ко мне ученики через полчаса
