нехотя слушавшая семейную сагу, удивилась тому, какой решительной женщиной, оказывается, была их с Сашкой мама. В один день влюблённая собралась, но помешала работа. Начальство отказалось отпускать сей же час и потребовало остаться на положенные по трудовому кодексу две недели. Две недели –короткий срок, что могут изменить в большой любви две недели? Однако три недели любви, две недели разлуки и их мама разобрала коробки, оставаясь в привычной жизни.
– Я, когда она намылилась к этому своему влюблённому доктору, очень на неё обиделась, дома перестала бывать, ушла в общагу. Поэтому не знаю, что сказал или сделал отец, как остановил этот – Сашка покрутила пальцем у виска, – хм… вихрь. Но как-то же остановил.
Сестра рассказывала об этом несостоявшемся побеге из семьи и шмыгала носом, и это было на неё, жизнерадостную Сашку, совсем непохоже.
– Когда мама умирала, я уже была старше, сама замуж собралась, наверное, поумнела, а может быть, наоборот, поглупела, раз полезла с дурацкими вопросами к уставшей больной женщине. Так вот, спрашиваю я у неё, не жалеет ли она, что осталась с нами. Отец ведь очень тяжело болел, и она за ним ухаживала, извелась вся и сама слегла после похорон. Знаешь, мама призналась, что не пожалела ни секунды, что только у постели инсультника поняла, что папа для неё значил.
Ольга не совсем понимала, зачем ей всё это рассказывают, почему именно сегодня, а не пять лет назад или двадцать лет спустя? Очень не хотелось обижать сестру, но вот эти «Любовь и голуби» на новый лад показались ей совершенно лишними, и остался на сердце неприятный осадок, этот осадок замутил, загрязнил светлую и спокойную, кристально прозрачную память о родителях. И она не удержалась, проворчала едко и обиженно:
– Зачем ты мне вот это всё? Лучше бы и не знать.
– А затем, что надо уметь прощать и беречь того, кто рядом.
Ольга с сомнением покачала головой:
– Я прощать не готова, – жёстко заявила она.
– Ничегошеньки ты не поняла! – вспылила Сашка. – Это ты! Ты должна попросить прощения.
– За что!? – возмутилась Ольга.
А в следующую секунду её озарило:
– Тебя Волжины попросили со мной поговорить? – Ольга презрительно сощурила глаза.
– Зря я начала этот разговор, всё без толку…
– Значит Волжины! Но мама-то тут при чём! – продолжала Ольга обличительным тоном.
Старшая сестра решительно поднялась, выплеснула в раковину вино из бокалов, убрала тарелки, зло бросила:
– Иди спать. Диван твой застелен, полотенце возьмёшь в шкафу, пижама на подушке.
Ольга молча прошла в комнату, которая в этом доме, сколько она себя помнила, числилась за ней и хлопнула дверью, не сильно, но так, чтобы Сашка прочувствовала всё, что думает сестра о сегодняшнем вечере.
После тревожного разговора не спалось.
Блудного сына и лже-внука возвращают в семью
Волжины
