и оторопело застыла на пороге. – Извините, вы заняты. Я пойду.
– Подожди, Эва, – вырвалось у Арсена непроизвольно, и когда та с удивлением уставилась на него, он подался вперед, разглядывая девушку.
Свободная футболка с размытым принтом, как сейчас модно – то ли ухо там, то ли серьга, не поймешь. Джинсы, разодранные на коленках – Арсену всегда было интересно, эти дыры потом ползут дальше, или они все-таки чем-то фиксируются? Кожаная «косуха», на ногах ботинки а-ля морской пехотинец.
Лицо все то же, мечта почившего в Ямпольском художника, и прямые густые волосы, собранные в хвост. Вспомнилась маленькая Машка. Ну какая с этой Эвы мама? Ей лет семнадцать можно дать, не больше!
Ямпольский еще помолчал, чтобы вогнать девушку поглубже в состояние смущенной неопределенности, которую он с мрачным удовольствием разглядывал на ее лице, а потом спросил:
– У тебя есть мечта, Эвангелина?
– Есть, и не одна, – серьезно ответила Эва, и Арсену показалось, вопрос ее совсем не удивил.
– Разве их может быть много?
– Как минимум две, несбыточная и приземленная.
– Поделишься? – ему вдруг стало в самом деле интересно.
– Несбыточной нет конечно, – усмехнулась Эва.
– А приземленной?
– Париж, – ответила она очень быстро.
– Завтрак с видом на Эйфелеву башню? Кофе с круассаном? – скептически выгнул бровь Арсен.
– Можно и кофе с круассаном, – улыбнулась девушка, и в этой улыбке не было ни манерности, ни жеманства, – а потом Лувр, Версаль, музей Орсе и Пер-Лашез.
– Музей Орсе? Правда? – изумление Ямпольского было неподдельным. – И что ты там будешь делать?
– Дышать, – после небольшой заминки ответила Эвангелина, – и смотреть. Я немного говорю по-французски, так что можно воспользоваться услугами экскурсовода.
– И ты сумеешь отличить Моне от Мане? – недоверчиво уточнил Арсен.
– Это что, два разных мужика? – влез Навроцкий. – Серьезно?
– Мане – люди, Моне – пятна, – хором сказали Эва с Ямпольским. Она повернулась к нему и прыснула в ладонь. А Арсен просто охренел.
– Ладно музеи, но Пер-Лашез! Что интересного может быть там для такой юной девушки? – продолжил он, и тут снова влез Борис.
– Что такое Пер-Лашез? Театр?
– Это кладбище, Боря, – объяснил Арсен, и Навроцкий ошарашенно потер лоб.
– Эпическая сила… В самом деле, Эвочка, что тебе делать на кладбище? Мне кажется, рановато, – развернулся он к девушке.
– Это не обычное кладбище, Борис Альбертович, – Эва засмеялась. Она смеялась открыто и заразительно, Ямпольский следил за ней исподлобья, – а некрополь.
– В смысле, без могилок, что ли?
– Там усыпальницы, склепы, колумбарии, – объясняла Эва, а Арсен думал. Его мысли принимали определенные очертания и уже складывались в четкий план, – для парижан это как парк.
– Какой
