срыв истощили её, она сама не заметила, как забылась в крепком и коротком сне.
– Эшли!
Ей не хотелось просыпаться и возвращаться в этот мир, но голос настойчиво звал её, пробиваясь сквозь пелену расплывчатых неясных сновидений. Эшли открыла глаза, едва ли понимая, где она и что с ней.
Она лежала на лавочке, рядом с ней сидел Рихард и что-то в его образе было не так. На нём была белая рубашка, чёрный жилет и брюки. Куда же делся его любимый пиджак? Эшли скосила глаза – она была им накрыта.
– Почему твой пиджак сухой, ты разве не попал под дождь? – неожиданно для себя спросила она.
– Я должен выглядеть безукоризненно, – сверкнул глазами Рихард. – Вампир, дитя ночи, секс-символ и прочая муть, людям ведь это так нравится. Всегда крутой, всегда красивый… Не спрашивай. Знание того, как я его высушил, для тебя бесполезно, главное факт.
Убрав со лба прядь мокрых волос, Эшли села и спустила ноги вниз, сняла с плеч пиджак и протянула его Рихарду.
– Брось ты свои выкрутасы! – он не взял пиджак. – У тебя чересчур жалкий вид, причём жалкий настолько, что я проникся состраданием и, поверь мне, это бывает крайне редко, лет эдак в пятьдесят-шестьдесят. Заболеешь ещё.
– Какая разница, Рихард? – слабо улыбнулась Эшли и от её взгляда, принявшего неземную отрешённость, ему вдруг стало как-то неловко. – Уже ведь неважно, заболею я или нет…
– Есть такое понятие, как здесь и сейчас! – отрезал он. – Чего ты носишься по городу? Я не устал, однако ж задолбался за тобой гоняться! То я считываю сигнал в районе площади, рядом с остановкой, то в парке…
– Какой сигнал? – спросила она, надев на себя пиджак, всё-таки ей было жутко холодно.
– Из-за метки. Благодаря ей, я без усилий читаю твои мысли и могу путешествовать по воспоминаниям, чем я и занимался две ночи подряд… Да, я каждую ночь был рядом, видел тебя, Кэтрин и ваши дурацкие гирлянды из чеснока, – Рихард поднялся с лавки и встал перед ней, сложив руки на груди. – Я даже хотел разбудить вас и посмеяться над тем, что вы сделали. Кстати, Кэтрин такая верная и хорошая подруга, она почти не покидала тебя, это достойно уважения…
– Подожди, ты что же, всё обо мне теперь знаешь?! – щёки Эшли вспыхнули от негодования. Какой наглец! Она-то полагала, что будет неприятно, если кто-то прочтёт её дневник, что показалось бы теперь ребячьей забавой, по сравнению с проникновением в её мысли и воспоминания. – Это моральное изнасилование! Как ты посмел?!
– Какое, нахрен, изнасилование?! Я тебя к чему-то во сне принуждал? – возмутился Штайнер.
– Нет, но я ощущаю себя перед тобой… морально обнажённой, – выдохнула Эшли.
– Честно, я пропускал воспоминания, связанные с тем, как ты мастурбируешь или трахаешься! Подобные вещи меня давно не прикалывают, есть темы поинтересней.
– Заткнись! – Эшли стало так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю. – О боже…
– Ну покопался
