валенки. – Проводи-ка свою вертлявку до нужника. А то поскользнется. Сегодня туману… сырости… И давайте уже поскорее. Чайник ставлю!
«Не такая уж и суровая» – подумала Ольга, выходя с Катей во двор.
После вынужденной утренней прогулки хозяйка выдала ушат с ковшом и строгий выговор, за то, что Ольга снова замочила валенки, не надев данные дедом калошки. Ольга извинялась, послушно и тщательно умывалась. Была готова уши показать хозяйке на проверку, так уж она напомнила ей кормилицу.
– Вас случайно не Фросей зовут? – с улыбкой спросила она хозяйку, предположив, что всех грозных воспитательниц должны звать Фросей.
– Нинкою! – отмахнулась женщина. – Ниной Михалной, – поправилась она многозначительно приосанившись. – А вас Олькой и Катькой звать? Мне Ваня сказал. Что ж девчоночки, позавтракаем, чем бог послал! Ты, длинная, на полати седай. Ты, мелкая, – на стуле, а я вот тут полешко потолще… – Нина Михайловна вытянула какой-то трухлявый пенек из буфета без дверец. – А чего? Вот-те и табурет! – Она засмеялась, оголив редкие, но белые зубы. Плюхнулась на шаткое свое сиденье, ойкнула и залилась пуще прежнего. Катя, вторя, заливисто засмеялась, и тоже чуть не слетела со стула. – Ну, неча ржать! Олька я пока раскладу, а ты рассказывай, кто вы, откудова и куда следуете. А то от этого сапожника ничего не добъесси. Он только «давай погреимси, давай погреимси» … – старуха подмигнула Ольге и глумливо хохотнула.
Нина Михайловна разложила по алюминиевым мискам разогретую вчерашнюю картошку. Плюхнула кулаком по каждой, так что мякоть разорвала кожицу и превратилась в подобие пюре. Хозяйка раздала всем по деревянной ложечке, пока Ольга вкратце рассказала, что родилась в Финляндском княжестве, потом жила на Церковной, бежала, потом Катюша родилась…
– От святого духа, что ль?.. – нескромно спросила Нина Михайловна.
Ольга быстро вскинула взгляд на старуху, потом на Катю, потом на печку и снова на хозяйку:
– Понимаете… Это грустная история, я бы не хотела… – она покосилась на слушавшую ее дочь.
– А-а-а… Понятно! Ну раз устроилась там, у буржуёв этих, чего ж не сиделось?
Ольга уставилась на плавающий по цветастой скатерти круг света от лампы:
– Я там чужая. Меня там никто не понимает. Катюша без отца. Мужчины там все…
– Да что ж ты будешь делать! – старуха всплеснула руками, остатки картошки с ложки полетели в темный угол. – Опять все из-за них! – Нина Михайловна облизала ложку, затем выбрав картофельные шкурки на стол, облизала и миску. – Все из-за них, супостатов! Вы доедать будете? – Она расценила неторопливость Ольги и Кати за отсутствие аппетита.
Катя, слушавшая до этого мать, разинувши рот, убыстрилась и в завершении, облизала тарелку так же, как это сделала хозяйка.
Ольга, закатила глаза от того, что вытворяет Катя, но тоже решила не обижать хозяйку и ускорила поедание постного блюда. Облизывать миску правда не стала.
– Благодарю, –
