голубом сарафане и широкополой соломенной шляпе сидит на большой белой скамье, закинув руки за голову и вытянув ноги в красивых плетеных сандалиях. За спиной у нее радостно машут ветками пальмы, плещется море и жаркое солнце сияет как сумасшедшее. Мама на этом фото такая счастливая, такая безмятежная…
Дверь распахнулась и застывшая на пороге лжемать противным голосом крикнула:
– Эй ты, диванное приложение, вставай! Ехать пора!
Отец беспрекословно подчинился. Встал и направился к выходу, по пути взяв со стола ключи от машины и даже не взглянув на сына.
– А уборка? – недоуменно воскликнул Сашка, предусмотрительно спрятав фото в задний карман джинсов.
– Я, это… утюг забыла выключить… наверное. – Женщина, уперев руки в бока, с подозрением оглядела отца, затем сына, уставилась на обувную коробку на журнальном столике и нагло усмехнулась. – И вообще, взрослый уже. Сам убираться в своей конуре должен!
Она грубо дернула нерасторопного отца в темноту подъезда и хлопнула дверью, не попрощавшись. Наверняка дракониха надеялась, что, ликвидировав истинную хозяйку самовольно занятого тела, сможет уже безраздельно властвовать в их семье. Поэтому и с домочадцами сюсюкать больше не требовалось. Полный семейный не контролируемый извне тоталитаризм!
Сашка подошел к окну, глядя на выезжающую с парковки машину, и проводил отца (именно его) взглядом. Убедившись, что остался один, достал обгоревшее фото и еще раз посмотрел на маму: уже не на цветном, наполненном сиянием солнца, а на черно-белом снимке у самого края скамьи, испуганно поджав под себя ноги, сидела она, его горячо любимая мамочка.
– Здравствуй, родная моя, – с нежностью погладил глянцевую бумагу истосковавшийся по материнскому теплу сын.
– Здравствуй, Сашечка! – тихо прошелестел ответ.
ГЛАВА 8
Бревенчатая банька, выстроенная на берегу спокойной широкой реки, уже была жарко протоплена. Раскаленный пар, свежий березовый веник, раскрасневшееся от горячей воды тело. Каждая клеточка организма, очищенная жаром русской бани, пела от восторга. И совсем не напрягало раннее, почти в три часа ночи, пробуждение.
Вволю наплескавшись, Сергей вышел в предрассветную прохладу. Небо посветлело, посерело, и в молочной тишине всё заливистей и громче перекликались звонкие птичьи голоса. По тропинке мужчина неспешно вернулся к дому. Под развесистой березой, на верхушке которой что-то напевала белка, его ожидал большой медный самовар, а рядом гордо пристроился свежеиспеченный хлеб. Густая сметана и янтарный мед так и ждали, когда их намажут на большой хрустящий ломоть.
Белая собака лежала на пестром домотканом коврике и внимательно смотрела на приготовления к завтраку. Не спали все обитатели маленького двора. Как будто чего-то ожидали…
Сергей с удовольствием надкусил хрусткий хлебный ломоть и, отхлебнув из белой фарфоровой
