свой проступок.
Комендант имел право командовать мной, управлять. И, несмотря на то, что по факту это было ужасно, ведь я больше не принадлежала себе, это все равно удивительно будоражило кровь, рождая что-то горячее внутри.
– В порядке вы или нет, должен решить лекарь, – жёстко ответил мужчина, и мне почудился удар хлыста. От его голоса огонь разливался по венам, и с этим ничего нельзя было поделать.
Но, что самое удивительное, я больше не испытывала перед ним страха или стыда. Ну и что, что я в данный момент всего лишь преступница и оборванка, перемотанная бинтами? В конце концов, это то, что я изменить не могу. Это то, кто я есть. И не стоит пытаться показаться кем-то другим.
– Мне не нужен лекарь. Со мной всё в порядке, – сказала снова и заметила, как зубы коменданта сжались.
Конечно, я не имела права проявлять непослушание, это было и ежу понятно. Но… единожды почувствовав свободу, я ощущала себя опьяненной. Мне хотелось большего…
Откуда-то со стороны уже появились охранники. Остальные заключённые образовали круг рядом, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Вы забываетесь, Амелия Фати, – ледяным голосом отчеканил комендант.
По позвоночнику пробежала волна дрожи.
Разум твердил: «Извинись, дурочка! Склони голову!»
Но единственное, о чём я в этот момент могла думать, так это о том, что Вайлар Таркон, комендант самой большой и страшной крепости-тюрьмы, помнит моё имя.
Мое… имя.
– Прошу меня простить, господин, – мягко проговорила я, глядя лишь в его дикие глаза, чья серость медленно обращалась в ртуть. – Но я хотела бы искупить свои преступления, служа государству, а не валяясь в лазарете.
Мужчина удивлённо приподнял бровь. Он сложил руки на широкой груди, отчего рубашка плотно натянулась на плечах и мощных бицепсах.
Я громко сглотнула.
А лицо Вайлара стало почти насмешливым.
– Вам ещё не присвоен номер и не определён отряд, – неторопливо проговорил он, хотя мне казалось, что с его губ хочет сорваться что-то совсем иное.
– Я готова, – ответила, пока он не решил вновь отослать меня куда-нибудь подальше.
Кровь начинала бурлить все сильнее. И тем жарче мне становилось, чем дольше этот мужчина стоял возле меня. Словно сам воздух нагревался вокруг, и я больше всего на свете не хотела, чтобы это прекратилось. Чего хорошего в том, чтобы отправиться обратно в свою холодную унылую камеру?
Здесь, рядом с ним, мне было горячо, я чувствовала себя живой…
– Прямо сейчас? – Теперь уже обе брови коменданта удивлённо взлетели вверх.
За спиной кто-то зашептался.
– Если вам будет угодно. – И зачем-то добавила неуставное: – Господин.
Ведь помнила же, что здесь так не принято. Но почему-то все равно сказала.
Словно что-то рвалось изнутри. Но что это было – жажда противоречия?
Обычно
