столько всего знает. Он и в Питере работал.
Вспомнив, как мы обсуждали с отцом Леночки тему лихих девяностых, я, не подумав, ляпнул:
– Кем работал? Бандитом?
И осёкся. Чёрт возьми, можно ли было сказать что-то менее уместное девушке, чья жизнь пошла под откос из-за ограбления?
– Нет, Сергей, – очень строго говорит Леночка. – Нет. Не бандитом.
Её слёзы вдруг куда-то деваются. Она смотрит на меня в упор, качая головой и словно бы трезвея и находя спасение в справедливом порицании.
– Нет, – повторяет она, не сводя с меня глаз. – Нет. Нет. Нет. Не бандитом…
– Я понял, понял, – говорю. – Просто неудачная шутка…
– Нет, Сергей. Нет. Нет. Нет…
Тогда я осознал: существуют люди, которым просто лучше никогда друг с другом не разговаривать. Я поднял стакан, мы все выпили и закусили вареньем. Леночка продолжала смотреть на меня и повторять:
– Нет. Нет. Нет…
Засветился экран её смартфона.
– Вот, – сказала она. – Он пишет мне в вайбер. Калмык мой пишет. А я за него замуж не пойду. Не пойду!..
Леночка сидела на кухонном стуле враскоряку, поставив одну ногу на сиденье. Её кимоно распахнулось, обнажив чёрные кружевные трусики.
– Но я отвечу ему, – сказала Леночка, выбираясь из-за стола. – Только… мне надо прилечь…
Она, шатаясь, ушла к себе в комнату и, конечно, уже не вернулась.
И была весна.
08. Русская душа, или Фалафель судьбы
Сколько уже про русскую душу сказано, а всё равно кое-что про неё непонятно. А именно: способна ли она когда-нибудь стать душой общемировой или так и останется экзотикой инкарнации, какую выбирают лишь самые отчаянные искатели приключений?
Эта история о русском писателе Никите Харлидэвидсонове.
Считаете, фамилия у него не очень-то русская? Это только на первый взгляд. Дело в том, что Никита живёт в век, когда культура всех стран на грани слияния в культуру мировую. Индийцы одеваются как американцы. Американцы танцуют под африканские ритмы. Африканцы иммигрируют в Европу. Европейцы же с упоением читают книги про загадочную русскую душу.
Будучи обладателем таковой, Никита Харлидэвидсонов проснулся на заре у себя дома с опустошительным похмельем и мыслью: «Что, если сны реальны, а явь суррогатна?» Правда, через минуту он уже забыл об этом. Потому что не записал. Сны быстро забываются, если их сразу не записать или не рассказать кому-нибудь.
Никита взглянул на свой наручный смартфон. 7:30 утра. 9 мая 2117 года. Начало XXII века. Сами знаете, каково это – жить в начале века. Это тебе не середина века, когда полдела сделано и можно позволить себе небольшую передышку. Это не конец века, когда можно немного расслабиться, полистать новостную ленту и подумать о выходных. Начало века – это алое зарево столетия, понедельник безумия, забег наперегонки со звуком выстрела стартового пистолета.
Памятуя
