Так вот… я тебя убью. Но не теперь. А пока жди…
С этими словами Борис вырубил его ударом по шее. Он очнётся вскоре, вытолкает пинками эту девку, станет судорожно размышлять, как бы ему прищучить меня, но ему это не будет удаваться, потому что к тому времени я уже перекупил всех его людей. Да, месяц до Нового года я посвятил именно этому: подготовке, первому этапу операции, как говориться.
Да, вначале я был почти без сознания от злости, я не мог даже смотреть на Таню, чтобы не думать, как она вообще это вынесла и сохранила способность радоваться жизни.
– А что же мне позволить победить ему? Злу и тьме, которая есть в каждом, и поглотит, едва мы позволим это. Нет, Марк, я буду на стороне Света, здесь тепло и не страшно, и никто мой свет не погасит…
Я даже не мог заниматься сексом, потому что не мог не думать, что она испытывает отвращение. Таня почувствовала это и спросила напрямик как всегда:
– Марик, ты так смотришь в последние дни, так… будто боишься чего-то? Ты думаешь о том, что случилось со мной без тебя?
– Невозможно не думать об этом.
– Возможно, – сказала Таня, темнея глазами. – Но если тебе… если я тебе противна теперь…
Она покраснела, отворачиваясь и договорила, со вздохом:
– Я, ну… постараюсь это понять.
– Господи, нет! – я её обнял. – Подумала же такое… Нет, просто я… наверное, восхищаюсь тобой. Твоей стойкостью, я бы не смог, я бы сломался.
Таня отбросила волосы за спину, сверкнувшие в свете настольных ламп и бра, которых у нас по всему дому было множество, везде у нас были светильники, а сейчас, в самое тёмное время года, мы включали их повсеместно и сейчас Таня в белом шёлковом пеньюаре, расчесала волосы после ванны, чтобы заплести их на ночь в косу.
– Не сломался бы. Бывает, что по-другому нельзя, или быть стойкой или превратиться в слякоть, – сказала Таня, выдохнув.
– Ты вызываешь моё восхищение. Это удивительно, какой ты человек. Мне кажется, ты даже меня делаешь лучше.
– «Даже меня», – усмехнулась Таня. – Никогда не могла понять этого твоего самоуничижения. Мотает тебя от заносчивости, вот этому, странному упадничеству. Завязывай с этим, Марик. Если бы я так нападала сама на себя, от меня давно уже ничего не осталось. Мир жесток с нами, не надо быть жестокими ещё и самими с собой.
– Считаешь, себя надо прощать?
– А у тебя получается? У меня нет, – Таня посмотрела на меня. – Я просто заставляю тебя перестать думать о том, за что не могу себя простить… Иначе я давно рехнулась бы.
– Ты не виновата, что стала жертвой.
– Я не об этом… – сказала она, отворачиваясь.
Тогда я не подумал, но после вспоминал этот разговор не один раз, и думал, что я не придавал ему значения, который он заслуживал.
Но пока я был одержим только этой идеей – местью. И мне очень помог в этом Радюгин. Я поделился с ним документами, бывшими в моём распоряжении,
