что я держал все свои деньги в долларах и во множестве заграничных банков, а долгов у меня не было.
Через пару недель после того самого памятного 16 августа, когда разом рухнули и биржи и все активы в России, когда потихоньку начали устаканиваться цены, выросшие в три, а то и в пять раз, Таня спросила меня:
– Марик, не хочешь вложиться во что-нибудь стоящее?
– Во что? В золото? – спросил я.
– Можно и в золото, конечно, но, может быть, в какое-нибудь производство?
– В свечной заводик? – усмехнулся я.
– Ну, или завод по производству газовых труб, к примеру. Вон, Газпром растёт, как насосавшийся клоп.
– Танюша, мой бизнес прибыльнее в тыщу раз и настолько же менее рискованный, в плане финансовых потерь.
– А я не о финансах вовсе, а об удовлетворении.
Я покачал головой, чтобы только не спорить с ней. Я был вполне удовлетворён своим делом. А для патриотического задора у меня было сотрудничество с Радюгиным.
Но сейчас для настоящего удовлетворения мне было нужно закончить с Никитским…
Глава 4. Аз воздам…
Было ли мне страшно угроз этого Лиргамира? Ну, я не ожидал, это правда. То, что я знал о нём, не позволяло мне подумать, что он способен на какую-то месть, даже на серьёзную злость. Неопределённо голубая ориентация, потому что реальных его связей мне установить не удалось, но слухи на эту тему были, а потому он в целом не внушал опасений, такие люди, как правило, неспособны на агрессивные действия. А потому я не воспринимал его всерьёз и не занимался им углубленно, хотя телефон его мы прослушивали, но только на звонки его жены и Платона. И всё моё впечатление складывалось из того, что он из очень хорошей семьи, настолько, что в своё время его даже смогли вылечить от наркомании, а это, надо признать, большая редкость.
Я вообще не понимал, что объединяет его с женой, странная полубогемность? Какая-то крепкая дружба, возникшая между ними? Увлечение живописью, которое для него кончилось каким-то несерьёзным мелкий бизнесом с конторкой где-то в центре? Богатое наследство, которое, вероятно и привлекло Таню? Но и всё. И всё какое-то несерьёзное, какое-то не мужское, несовременное и не внушающее почтения, тем более опасений. Конечно, мы прослушивали его телефон, но меньше, чем телефон Платона, но в разговорах он был сдержан и немногословен. Насколько я мог понимать, зарабатывает у них Таня своими западными «каникулами», которые теперь прикрылись, благодаря мне, точнее публикациям в западной прессе после начатой мной кампании. Так что, злость этого Лиргамира могла возникнуть из-за этого? Что ж, твёрдый доход и не такой маленький, как я понимаю, это аргумент, чтобы злиться.
И всё же, то, как он говорил, как сверкал глазами и зубами, то, как пришёл и с кем, как вошли, не повредив замков, каким ударом лишили меня сознания, уходя, наводило на нехорошие размышления. И потому я поменял не просто замки, но входную дверь, я держал теперь пистолет не в тайнике, но под подушкой,
