неспроста всю дорогу подгоняла Симуса: Рыжий, хватившийся лакомого кусочка, забил тревогу, подняв свой взвод на поиски беглеца. Ух, как был зол 361-ый! Малец был не просто чистым, у него была странная метка: за человека с такой отметиной король назначил большое вознаграждение, растущее с каждым годом. Ох, как скрипели зубы 361-го, которые он до предела сжимал от злости!
Вполне было понятно, что Рыжий хотел присвоить себе такой сладкий кусок пирога, как несколько мешков золота. О, тогда бы он сразу поднялся в ранге и переехал бы из чёртовой обшарпанной комнатушки. Может, даже во дворец. А может этот малец важен королю настолько, что он приблизил бы его к себе, заместо Первого…
– Чёртов выпендрёжник! – завидуя, он не заметил, что закричал посреди улицы. Это его нимало не сконфузило: объятые священным страхом, люди как от волнореза отхлынивали от него, не смея подать даже намёка на улыбку, тем более – смех.
Тем не менее Рыжий разозлился ещё больше, что позволил себе проявить какую-либо эмоцию в толпе тысячников.
«Глупо, глупо, глупо! Перед простым сбродом паршивых тупиц разорался хуже дикого пса! – он бесился и объезжал город, зыркая по углам и нещадно коля бока чёрного коня острыми концами платформ сапог. – Чёртов мальчишка!»
* * *
А мальчишка шёл следом за хвостатой проводницей. Мара вела его лесными тропами, опасаясь погони. И чего только не увидел он на переплетениях звериных путей! В отличие от людских дорог и поселений, здесь кипела жизнь, шумная и полная своими особыми заботами.
Семья четырёхрогих байманов подозрительно косилась из-за кустов, не забывая пощипывать зеленеющую под их копытцами кашку. В прыгающем пятнами свете цветы кашки светились нежно-зелёным и розовым. Кряхтя и пыхтя переваливались с кочки на кочку мохнатые гудяки. Их хвосты плугами взрывали влажную рыхлую землю, и в получившихся бороздках алыми группками скапливались почвенники – собирали из обнажившихся нор разноцветных червей. Подхватив извивающееся тельце, они вспархивали и, упираясь в землю синими хвостами, тянули червя из его убежища.
Под раскидистыми елями, в глубине их синеватой тени, вспыхивали и гасли сон-грибы. Синий! Фиолетовый! Зелёный! Красный! Тронешь такой – засветится ещё ярче, распыляя облачко спор, которые заставляют незаметно уснуть, пока смотришь прикованным взглядом на светящуюся шляпку. Поплывут перед глазами разноцветные кольца и круги – и всё, ты уже утопаешь в пушистом покрове мха.
– Смотри, Симус, – позвала Мара. Тот перевёл глаза по направлению её взгляда – и обомлел.
Всё в том же ёлочном сумраке светился цветущий куст. Его ветви, словно выкованные морозом из золота, держали на толстых полупрозрачных стеблях огромные, с ладонь, цветы. Их лепестки распускались узенькими розовыми язычками. В серединах густой россыпью росли крохотные малиновые бисеринки, обрамляющие самое прекрасное – венчик. Длинная фиолетовая стрелка находилась в окружении ярко-синих тычинок, похожих на перо из хвоста почвенника. На их твердых стебельках росли невесомые пушинки, колеблемые
