узнать что-то полезное.
– Ты ничего не чувствуешь?
Ответом мне послужило лишь колючее молчание. Скорее всего, кандалы слишком сильно подавляли его способности.
Разочаровавшись, я начала отворачиваться от решетки – и тут кое-что привлекло мое внимание. Во тьме леса расцвел дрожащий свет. За ним, подобно призрачным свечам, зажженным невидимой рукой, последовали другие огни. И они продолжили появляться, распускаясь перед дормезом и освещая лес своим бледно-серебристым сиянием. Мне показалось, будто мы присоединились к одной из легендарных похоронных процессий Шантлера, во время которых на улицах зажигались тысячи молельных свечей, чтобы проводить скорбящих на их пути.
Но огни принадлежали виспам, духам Первого Порядка, что просыпались, когда мы проходили мимо, потревоженные жизнью и движением повозки. Виспы восставали из душ умерших детей и являлись единственным видом духов, которые были абсолютно безвредны. Даже тени вызывали головную боль и недомогания, если собирались в достаточно большом количестве – но никто ни разу не пострадал от виспов.
Расцветало все больше и больше огней. Я никогда не видела их столько в одном месте. В воображении возникли худые, испуганные лица на обочине дороги, тела, брошенные в городах. Дети умирали. Они умирали без благословения, в таком количестве, какое я не могла представить.
– Монашка. – Голос Восставшего звучал настойчиво. Не уверена, как долго он пытался привлечь мое внимание. – Этот металл освящен. Монашка? Ты слушаешь?
Я почувствовала странное покалывание в ладони и поняла, что прижала ее к решетке. Когда я отняла руку и взглянула на нее, Восставший пропустил по ней волну дрожи.
– Ты калечишь себя! – прошипел он.
– Нет.
Вот как это обычно выглядит. Я показала ему другую руку: шрамы, опутывающие ее паутиной, блестевшие в тусклом оранжевом свете дормеза.
Наступило долгое молчание. Восставший, должно быть, не замечал моих рук, пока они были покрыты кровью, в часовне. Я ожидала, что он станет насмехаться надо мной, но он лишь произнес странным тоном:
– Теперь волдыри появятся. Не делай так больше.
– Не буду, если ты поможешь мне, – ответила я.
Он замолк, пораженный. Затем его ярость взвихрилась подобно буре – черное рычащее облако обиды и злобы. Но он не мог ничего сделать, пока мое тело было в кандалах. Я почувствовала, как его гнев бессильно разбивается о меня и затихает словно отхлынувшая волна.
– Выгляни в окно, – бросил он, сдаваясь. – Если я и смогу что-то ощутить, то только через твои жалкие человеческие глаза.
– Мы движемся на юг через Ройшал, – объяснила я, снова повернувшись к перегородке. – Встретили множество беженцев.
Вкратце я поведала о некоторых подробностях, которые заметила, – например, о следах скверны и трупах в деревнях.
– Я слышала рассказы в Наймсе, но все хуже, чем предполагала – и быстро становится еще хуже.
Я
