подождал, пока я займу место, потом заговорил:
– Ребята проверили. Такой фирмы на Кипре нет.
– Как это понимать? Фальшивая структура?
Эдуард кивнул с тонкой, язвительной улыбкой.
– Тогда это – детище Международного отдела ЦК КПСС. Как и «Любава».
Еще один осторожный кивок.
– Деньги шли в карман конкретных людей?
И опять он кивнул.
– Кто они?
Эдуард развел руками.
– Как узнать? – настаивал я.
– Узнать, в принципе, несложно. Только необходимо постановление прокуратуры.
«Прокуратуры? – усомнился я. – Той, прежней?..» Но вслух ничего не сказал.
От Эдуарда я прямиком отправился к Александру. Тот выслушал меня, задумался на пару секунд, проговорил:
– Он прав. Самодеятельность не пройдет. Надо, чтобы прокуратура этим занялась… Подготовь записку про то, что тебе удалось выяснить, приложи все документы и отдай мне. И еще: пора тебя забрать из этого института. Справятся без тебя. А тебе надо найти достойное место.
Я был не против. Но меня волновало в тот момент совсем другое. Можно ли доверять Эдуарду? Спросить или нет? Я не выдержал:
– Саша, тот человек, который отвечает за безопасность, не однофамилец, а мой двоюродный брат. Он – кадровый сотрудник КГБ. У меня с ним сложные отношения. Ты уверен в его надежности? В том, что он работает не против нас?
– Его пригласил Гаврила. Сказал, что он демократических убеждений. Я с ним почти не знаком. – Александр смотрел на меня прищуренными глазами. – Думаешь, ему не стоит верить?
– Не знаю…
Глядя чуть позже в окно автомобиля на степенные здания, обступившие улицу Горького, я слышал некую неуютную, дисгармоничную музыку. Ощущение неловкости донимало меня. Имел ли я право делиться сомнениями? «А почему – нет?» – сказал я себе. И не почувствовал уверенности в собственной правоте.
Адажио
– Ты где работаешь? – Александр смотрел на меня воспаленными глазами, лицо было серым, скучным, как безнадежно пасмурный день.
– В издательстве. Редактором.
Какое-то время он словно размышлял, хорошо это или плохо?
– К президенту работать пойдешь?
Прозвучавшие слова походили на странный аккорд, заставляющий встрепенуться. Вот зачем вызвал меня Музыкантский! Предложение было заманчивое, но я не хотел спешить с ответом.
– Надо подумать.
– Думай, – позволил он. – До завтра.
Я вторгся в пространство коридора, просторного, с высоким потолком и богатой лепниной. Красота, доставшаяся в наследство от московского генерал-губернатора. Странное ощущение обволакивало меня: гонка закончилась. Не надо было никуда спешить. Я мог поразмышлять. После стольких дней, перегруженных событиями, я был предоставлен самому себе.
Адажио
