привлекательной для масс идеологии, ни (в силу этого) сколько-нибудь широкой и прочной социальной базы, ни ярких лидеров (Михаил Прохоров только проходит телепробы в этом амплуа). Последним претендентом, хоть и не очень сильным, на роль харизматического вождя мог бы стать Г. Явлинский, политик более близкий по своим воззрениям к европейской социал-демократии, чем к либералам, и потому «зависший» в политическом пространстве. Если Жириновский и ярый национализм искали друг друга и нашли, то Явлинский и социал-демократия, похоже, и не искали друг друга. Когда социал-демократическое знамя России подхватил Горбачёв, Явлинскому было уже поздно вклиниваться в эту нишу – да и как бы он порвал со своим детищем «Яблоком»?
Как говорилось выше, Кремль допускал возможность опоры на две взаимоподдерживающие и взаимозаменяющие партии власти – право– и левоцентристскую. Эта модель двухпартийной системы по образу и подобию США, либо Западной Европы какое-то время сидела в умах кремлевских идеологов и политтехнологов. Плодотворной, однако, ее с самого начала нельзя было назвать по крайней мере по двум причинам. Во-первых, она дезориентировала бюрократию – главный административно-управленческий опорный столб Кремля. Во-вторых, традиции и опыта двух опор власти у России не было никогда и это раскалывало электорат партии власти, раскалывало отнюдь не в идеальной и потому нереальной половинной пропорции, при которой другим партиям не оставалось социальных ниш, а в неравной пропорции, при которой в борьбу вмешивались другие партии.
Допустимо и такое объяснение, почему, создав под себя две партии, режим стал ощутимо поддерживать лишь одну, ЕР: одновременная поддержка левоцентристской и правоцентристской организаций в российских условиях резкого социального раскола неизбежно привела бы к необходимости выбора между ориентацией на средние и низшие социальные слои, либо на крупный бизнес вместе с чиновничеством.
Выбор стал очевиден уже тогда, когда была создана «Справедливая Россия». Выяснилось, что, вмешавшись в электоральную борьбу, она не столько отбирает голоса у неправительственных партий, сколько разжижает властный электорат на федеральных и региональных выборах. 37,5 % голосов, полученных ЕР на выборах в Госдуму в 2003 г., были сочтены недостаточными для партии власти. Перед следующими выборами в 2007 г. на чашу весов, определяющих силу ЕР, была брошена решающая гиря – лидером партии официально стал Путин, возглавивший ее список. Однако социальная ориентация «Справедливой России» способствовала тому, что ее численность, сильно уступая «Единой России», была выше, чем у других партий – 414 558 членов в мае 2011 г. по данным сайта Министерства юстиции РФ.
Стремясь оправдать свое название, С. Миронов и другие руководители «Справедливой России» ставили акцент в своих программных документах на необходимости сильной социальной политики, учитывающей интересы пенсионеров и малоимущих слоев населения в целом. Не став в полной мере выразителем интересов
