разъяснила. И вот что странно?! Обычно покойный Ковшов предпочитал «деловые вопросы» оставлять на работе и никогда не выносил их на общее домашнее обсуждение. Однако! В последнем случае, словно бы неожиданно-непредвиденно чего-то почувствовав, Владимир Николаевич, – назвал он лесного мастера по полному имени, – отправляясь на ответственное клеймение, вдруг уточнил, что едет в тридцать третий квартал, а там проследует в тринадцатый выдел.
– И что, стесняюсь спросить, нам озвученные цифры дают? – озабоченно фыркнув, Владислава справедливо порассудила, что номерные обозначения, приведённые тягомотным напарником, в ведении органов внутренних дел не значатся вообще. – Лично мне они представляются пресловутой китайской грамотой, непонятной и нечитаемой.
– Оно вроде бы правильно, – согласился Алексеев с дотошной красавицей, не упускавшей ни одного удобного случая, чтоб докопаться до существующей истины (сейчас она сидела, немного нахмурившись, и пыталась чего-то прикинуть), – только в бывалошние времена у нас, причём аккурат поблизости, заявлялась «незаконная рубка». Поэтому, куда ехать дальше, мне приблизительно ведомо. Тем более, – он приветливо усмехнулся, – что супруга Ковшова предполагаемый маршрут мне разъяснила в мельчайших подробностях. По её пространным подсказкам мы – как хочешь! – но непременно доедем.
– Потому как местность является тебе отлично известной, – договорила за словоохотливого помощника не менее разговорчивая брюнетка; неприятно вздрогнув, она то́тчас же замолчала.
Оно и неудивительно: во-первых, выехав из населённого пункта и миновав непродолжительный открытый дорожный участок, они свернули на узкую грунтовую колею; во-вторых, она проходила по непролазной лесной чащобе и следовала через дремучие насаждения, густо разросшиеся и казавшиеся необъятно бескрайними; в-третьих, на них спустилась зловещая тень, мрачная, неприятная, угрюмая, страшная, а кое-кого немножечко напугавшая.
– Словно бы тёмная ночь, жуткая и кошмарная, на нас неожидаемо опустилась, – прокомментировала Шарагина включение осветительных фар, необходимых для лучшего продвижения и оказавшихся (почему-то?) совсем незажжёнными. – Растолкуй мне, Палыч, на диво странную истину: неужели в российских лесах остались непроходимые территории, где света вольного не увидишь? – она намекала на непролазные дебри, в которых из-за могучих древесных ветвей, раскинувшихся вширь и затмивших жаркое солнце, создавалось впечатление диковинной сказки (какая в современном мире навряд ли уже существует и какую можно встретить лишь в старых, ещё славянских, повествованиях).
– Не поверишь, – по непонятной причине Алексеев выпятил могучую грудь, словно испытал невероятную, истинно национальную, гордость; он зарделся лёгким, едва заметным, румянцем, – но в нашем ведении пока ещё существуют!
Странно другое, – придав себе задумчивый, слегка удручённый, вид, рассуждала тем временем