хозяйской дочки – той, что в красном сарафане, выглянули на гостей из-за головы сестры.
– Марья! – отец ударил кулаком по столу. – А ну вон ступай! Без обеда будешь! Ступай в молельню, двести поклонов положишь!
Девица безответно встала, поклонилась отцу и тихо вышла, оставив недоеденные щи.
– Катя, – прошептала Лиза, – Они не позволят нам остаться.
– Я попробую упросить.
После трапезы и благодарственной молитвы старушки в чёрных одеждах покинули комнату. Пустые тарелки собирались матрёшкой в Феодориных руках.
Екатерина поправила на голове платок и подошла к хозяйскому столу.
– Могу ли я говорить с вами?
– Агафья, Мишка, Митька, Алёшка, выйдите! – приказал Иван Васильевич. От мощного его дыхания пахнуло хлебным квасом.
Старшая дочь с соломенной косой вывела мальчиков в соседнюю комнату.
– Позвольте поблагодарить вас за приют и за обед, – сказала Екатерина.
Хозяйка поклонилась в ответ.
– Не стоит того, – супруг её глянул из-под светлых бровей. – Что хотели-то?
– У нас в Угличе нет знакомых, кроме вас. И просить о помощи некого. Моя подопечная, девица благочестивая, вчера узнала о гибели жениха на войне. Ей нужно сшить траурное платье.
– Так подите на площадь, там есть заведения, где вам сошьют, – проворчал хозяин, закрывая душу скрещенными руками.
– Полотно у нас куплено, и нитки. Платье должно быть готово уже к вечеру.
– Помилуйте, матушка, мы такие заведения сроду не посещали. Откуда нам знать, как скоро они шьют? – Анна Прокопьевна глядела ясными глазами.
– Мы не можем задерживаться в Угличе. Я спешу в Москву – там находится человек, тяжело раненный в бою.
– Ты скажи нам, барышня, чего ты от нас-то хочешь? – хозяин скрипнул дубовым стулом.
– Нам надобно снять мерки и раскроить платье. Позвольте сделать это в вашем доме.
– А шить вы где будете? – спросила Анна Прокопьевна.
– Нам некуда идти. Я понимаю, что в вашем доме правила не располагают принимать людей вроде нас…
Екатерина замолчала, не находя слов. Иван Васильевич оглядел её тёмно-серое дорожное платье с длинным рукавом. Посмотрел ей на ноги. В лицо. Тонкие пряди выбились из-под шёлкового серого платочка и спутались с ресницами. Щёки – устало-бледные, глаза – тусклые и строгие, как у измождённой постом схимницы.
– Жаль мне их, Анна Прокопьевна. Девицы-то хоть и еретички, а честные. Погляди: лица чистые, не напудренные, каблуки не носят…
– Позволите им остаться, Иван Васильич?
– Пускай займут комнату. Только с этим чужеземным господином как быть?
Хозяйка наклонилась и зашептала ему на ухо.
– Чтоб мои дочери шили бесовское немецкое платье?! – взревел Иван Васильевич. Анна Прокопьевна сжала плечи, склонила голову и снова принялась шептать.
– Агафья! – он отстранил локтем жену.
Девица
