style="font-size:15px;"> – Несмотря на все эти интрижки, страсти и страстишки, прозу и окружающих уродцев.
– Да! Его музыка прощает всех.
– Бог – и есть бог.
– А как Керубино? – В этой роли дебютировала юная певица, и мама «болела» за нее.
– Ничего, молодец. До Юинг далеко еще, до Бартоли никто не дотянет (хотя в роли мальчишки она немного забавна). Но для начала неплохо. Во втором atto у нее ария потрясающей красоты, планка высокая. И она дотягивается. Ну, почти.
Я с восхищением и гордостью обнимаю взглядом свою создательницу.
– Мама, ты прекрасна.
Она улыбнулась, ее было приятно, но было в ее улыбке больше горечи, чем радости.
– Да, все это осталось тут, а тот, для кого все это, все внешнее и все сердце – там. Это слишком жестоко, так неправильно…
Что я мог ответить моей бедной маме?
– Мам, когда я слышу что-то прекрасное, ну что – двадцать третий концерт Моцарта, адажио, я твердо знаю, что Бог есть, есть чудо. Да ведь весь этот мир, жизнь – великое чудо. Вся эта химия и физика, таинственно переходящая в метафизику, наши гении, равные античным богам… Или возьми Вторую партиту Баха, нашу скрипичную, сольную: входишь в нее, вот тебе четыре танца, прекрасные, совершенные в своей простоте и совсем не ожидаешь встретить в ее глубине выход в открытый космос – Чакону. Для меня эти четырнадцать минут как четырнадцать световых лет. Это же, согласись, бессмертие в звуках.
– Конечно, ты прав, мой милый. Просто я немного устала – вот и все.
Жизнь – это расходы. Смерть – нулевой баланс. Конечно, жизнь это не только расходы, но и все остальное, в том числе и нулевой баланс. Ясное дело, каждый человек в старости мечтает, чтобы богиня Артемида «тихой стрелою своею его безболезно убила», но мне мечтать об этом рановато, время подхлестывать себя, держать хорошее аллегро и успевать, успевать, ведь порой счет идет на секунды, мгновения, ведь смерть стоит перед нами, как стена, которую надо преодолеть. Пройти. Есть способы.
Один из способов, проход, я нахожу всегда в Фуге из второй сонаты Баха для скрипки соло, когда ближе к концу, запутав погоню, уходишь в незаметную дверь и попадаешь в другой мир и с улыбкой наблюдаешь оттуда, как мечутся преследователи и растворяешься в стремительной росписи тридцать вторыми, поставленной твоим богом. Я почти дошел до заветной двери, но тут ожил мобильник. Шеф М. С. Из земли обетованной?
– Чем занимаешься? – голос М. С. настолько богат трудно расшифровываемыми интонациями, что даже в коротком вопросе их несколько.
– Был во второй фуге…
– О, прости!
– Бог простит.
– Не уверен. А ты замечал, как близко в русском языке звучат эти два слова – Бог и Бах? Мы ведь не произносим в слове «бог» твердое «г», мы говорим Бох. Бох и Бах.
– Ну, в том, что Бах бог музыки и музыкантов, сомневаются только невежды и религиозные фанатики.
