выполнять подъем – отбой за сорок пять секунд после отбоя чуть ли не каждый вечер, а прыти у того все не прибавлялось. Шляхов же относился к тому, что у кого-то из его бойцов что-то не получается, как к личному оскорблению. И потихоньку распускал руки. У Суслика «фанера» – грудная клетка – уже вся синяя сделалась от его «прозвонов»… Когда разбирали – собирали «конструктор Калашникова» – любимую игрушку в «детском саду для детей с большим прибором», – Суслик под взглядом Шляхова боялся перепутать порядок установки деталей и от этого, конечно же, путал. Шляхов пока молчал, но видно было – готов взорваться. Бочков не выдержал, вырвал у Суслика из рук деталь, воскликнув: «Да не эту! Вот эту надо сначала!» – и посмотрел на Шляхова, ожидая одобрения. Одобрение он получил от меня:
– Смотри-ка, у сержанта заместитель подрастает, – сказал я Сереге. Бочков зыркнул на меня. Хуже то, что и Шляхов услышал.
– Это кто такой умный?
Повисла тишина. В традициях у сержантов было добиваться ответа.
– А ну, строиться!
Мы встали в шеренгу.
– Я спрашиваю, кто сказал?
– Я не хотел вас обидеть, товарищ сержант, – достаточно громко, спокойно проговорил я.
– Фамилия?
– Рядовой Смелков.
– Выйти из строя!
– Есть! – Я сделал два шага вперед, развернулся лицом к шеренге. Шляхов ел меня глазами.
– Придурок! Ты не хотел меня обидеть? Смотри, чтобы я тебя не обидел!
– Так точно!
– Что «так точно»?
– Я буду смотреть, чтобы вы меня не обидели, – пообещал я. За спиной у Шляхова послышалось хихиканье. Он схватил меня рукой за грудки:
– Ты чего, поприкалываться решил?!
Я взял его руку своей за запястье и предложил, не повышая голоса:
– Товарищ сержант, давайте не будем выходить за рамки уставных отношений?
Шляхов, кажется, готов был лопнуть от злости, но бить меня поостерегся. Вдруг стукану потом? Или, того хуже, дам сдачи – при всем взводе? Прошипел:
– Встать в строй! – сбросив мою руку.
С тех пор мы были враги, Шляхов искал повода затюкать меня по уставу, но выходило плохо: спортивная подготовка у меня была не самая плохая, на плацу я не путал команды: «правое плечо вперед, шагом марш» и «левое плечо вперед, шагом марш», и морзянку в отличие от Кисина слышал хорошо. Никому не докажешь теперь, – размышлял я, – что той ночью мы практически помирились, Шляхов даже выпить предложил. Слава богу, что я этого не сделал! Когда следователь станет выяснять, с кем Шляхов был в контрах, он неизбежно доберется до меня, – думалось. – А когда узнает, что это я ходил в шинок, не зародится ли у него подозрение, что я же и отравил сержанта? И ведь отравил его таки действительно я, принесенной собственноручно бодягой!
