имеет возможность ходить в берцах? Например, кладовщик Али Баба. Задушу козла его же шнурком, – решил я, – вот только оклемаюсь маленько!
Климов, единственный в данный момент хозяин лазарета, помнил, как недавно я привел к нему побитого бойца. Теперь – самого привели. Фельдшер усмехнулся, тщательно скрывая сочувствие. «Допрыгался!» – вот что означала его усмешка.
– Чего смотришь? – наехал на него неожиданно Серега. – Видишь, человек на ногах еле стоит? Койку давай!
Климов растерялся. Единственное, до чего додумался, проводив жертву избиения до кушетки, – принести таблетку анальгина.
– А спирта нет? – спросил я его.
– Самому мало, – нашелся он. И предложил: – Если стучать не собираешься, сам придумай, с чем лег. Я в журнале должен буду записать.
Серега, не спросив меня, привел Рубликова. Я сморщился при виде сержанта, с укором глянув на друга.
– Смелков, ты чего? Кто тебя? – испуганно залепетал Рубликов, присев на табурет рядом со мной. Все-таки я был солдатом его взвода.
– Ничего, товарищ сержант. Об колесо запнулся.
– Хочешь молчать? Молодец. Но мне-то скажи!
– Оно вам надо, товарищ сержант? – тонко улыбнулся я. Рубликов оценил. Спал наш сержант, видно, хорошо, судя по розовым щекам и отсутствию синяков под глазами, и вряд ли хотел, чтобы его сон сделался менее крепким от того, что станет больше знать…
– Ну, поправляйся. – Рубликов поднялся с табурета. – Перепелкин, давай на пост.
На огонек к Климову заглянул Поваренок. Видать, спиртяшки халявного захотелось. Печальный опыт Шляхова ничему его не научил. Я, не отойдя еще от полученной взбучки, не спал и прислушивался, о чем они говорили за дверью Роминого кабинета. Интересовало, мог ли в принципе кто-то подслушать наш последний с Ромой разговор? Нет, звукоизоляция в Ромином кабинете была хорошая. Слышал только неясное гудение, слов было не разобрать.
Всю ночь в лазарете, в углу, дрались и пищали крысы, и матерился один хохол – крысы затеяли свару под его кроватью. Мне тоже не спалось, разговорились с ним. Хохол спросил, буду ли я закладывать своих обидчиков? Я ответил, при всем желании – не получится. «Темная» – старое, проверенное средство. Хохол поведал, что сам он служит при госпитале, в хозвзводе, а здесь оказался случайно. Привозил кое-что для медпункта, да скрутило живот. Пока в сортире сидел, госпитальная «буханка» укатила. Завтра намерен вернуться восвояси. У них в хозвзводе один было застучал деда, тот нос ему сломал. Деда в дисбат сдали, остальные старички притихли. Всем молодым легче жить стало, но стукача все равно позором заклеймили, неблагодарные. Житуха у больных в госпитале, по словам хохла, выходила просто сказочная – четырехразовое питание – не в неделю, в день – и еще тихий час. Задержаться там легко. Только скажи, что поработать не против, и оставят. Под началом майора Гоменского как бы второй хозвзвод держат – из пациентов.
