сама собой, и восстают из времени живые ощущения, краски, чувства. С такой же силой здесь сработал ее взгляд. И такие живые воспоминания обретают порой такую силу, что вплетаются в настоящее, будто нитью. Как сейчас.
Вот он у бабушки. В соседней комнате спит его дальняя сводница, которая приехала сегодня к ним в гости и завтра должна уезжать. Она так красива, что он весь день старался не смотреть на нее и тайно млел. Она что-то спросит – он изобразит, что не заметил, – так было страшно раскрыться, обнаружить румянец на лице, заикнуться, подбирая слова. И после такого дня он не может уснуть и ворочается в скрипучей кровати. Захотел выйти в туалет, взял небольшой алюминиевый фонарик, внизу накинул ватник, который все надевают, когда надо быстро куда-то выбежать. На улице прохладно, ватник не спасает, пока ходил, весь продрог. Вернулся, осторожно вернул засов на место, по скрипучим половицам поднялся снова наверх и как-то ненароком перепутал двери в темноте. Неудивительно, ведь они близко друг к другу, и он еще не освоился в доме. Он только успевает отворить, и вдруг видит ее. Она спит в своей кровати в свете коптящей керосинки, которая уже вот-вот догорит. Он на месте переступает с ноги на ногу, и от звука половицы она просыпается, открывает глаза и улыбается ему точь-в-точь как эта дама в коридоре, и ничего не говорит и не прогоняет его. Только свет и тень дрожат на ее лице. Он замирает, но ненадолго. Вдруг смущается, убегает, и всю ночь потом в своей кровати крутится, не может заснуть, а за окном стрекочут сверчки и наплывами шумит ветер по лесу.
На следующий день он держался строго, будто ничего не было, а она вечером уехала, и он ее после того никогда не видел. Потом всю жизнь время от времени он вспоминал ее. Ненадолго. Не мучился, не страдал. Только думал, что мог бы что-то сказать, сделать. Мог бы, в конце концов, просто сказать любую глупость, например, что зашел погасить лампу, чтобы она не коптила почем зря, только бы не молчать, как дурак.
Так этот взгляд незнакомки потянул за эту ниточку воспоминания, ниточка шла, шла, но когда он начал думать, что могло быть между ними дальше, если бы вдруг, например, испустив последний треск, погасла керосинка… От этой мысли пальцы его дрогнули, и ниточка выскользнула из рук. Вернулся в себя он уже у лифта, двери открылись и он увидел большое зеркало от пола до потолка, и себя в нем в полный рост. Он увидел себя и ему стало смешно: Леня, всё тот же Леня Розанов, в чулках у школьной доски, с пионер галстуком, только уже почти в полвека возрастом, весь в морщинах, в костюме, всё с тем же круглым носом, висящей картошкой, с перекошенной на бок ухмылкой на выдающемся подбородке, директор рекламного агентства, повелитель рекламы, только посмотрите на него! До чего забавный этот человек в зеркале. Стало не по себе, он запрокинул голову и увидел невдалеке зеленый значок с бегущим человечком. За дверью оказалась лестница и он по ней спускался как-то быстро и нелепо, как на шарнирах. Там, в ломаной спирали рябого ковра уходящего по ступенькам вниз, в голове опять начала роиться
