ровно, капельки едкого пота испарились, он сидел спокойно, с бесстрастным выражением лица. Никто из присутствующих и не подозревал, что за сидящим рядом с ними молодым человеком гонится по пятам страшная смерть и преследование это может продолжаться годами – или закончиться сегодня же вечером на Бродвее ударом клинка в спину.
– Ты где?
Мэтью моргнул. Грейтхаус отодвинул миску.
– Ты был не здесь, – сказал он. – Я знаю этот адрес?
– Я думал про Зеда, – произнес Мэтью, стараясь говорить поубедительнее.
– Думай о чем хочешь, – быстро ответил Грейтхаус, – но я принял решение. Глупо, когда такой способный парень, как Зед, занят только тем, что таскает трупы. Говорю тебе, рабов я на своем веку перевидал, но чтобы невольником стал га – такого не было, и, если будет возможность выкупить его у Маккаггерса, можешь быть уверен, я предложу свою цену.
– А потом будете хлопотать о его освобождении?
– Совершенно верно. Как было отмечено прошлым вечером, закон запрещает рабам заходить в таверны. Какой толк будет от Зеда, если его не пустят туда, где он может нам понадобиться? – Грейтхаус полез в карман за деньгами. – И потом, я вообще против того, чтобы держать раба. Религия моя не позволяет. А раз в Нью-Йорке уже есть несколько вольноотпущенников – возьми хоть цирюльника Михея Рейно, – значит есть прецедент, и им можно воспользоваться. Доставай деньги, я зову Эвелин.
Он поднял руку, чтобы официантка принесла счет.
– Да, прецедент есть, – согласился Мэтью, – но всех их освободили еще до лорда Корнбери. Не уверен, что удастся уговорить его подписать вольную.
– Всему свое время. Доставай деньги. Ты ведь уже поел?
Мэтью красноречиво замялся, а Грейтхаус откинулся на стуле и с шумом выдохнул.
– Только не говори мне, что у тебя нет денег. Опять.
– Я промолчу. – Мэтью чуть было не пожал плечами, но спохватился, что так может навлечь на себя гнев Грейтхауса, а хорошего в этом будет мало.
– Мне не следовало бы потакать тебе, – сказал Грейтхаус, когда к столу подошла Эвелин. – Это уже третий раз за неделю. – Он натянуто улыбнулся официантке, взял счет, просмотрел его и заплатил. – Спасибо, голубушка, – сказал он ей. – Деревянных дуитов[2] не бери.
Она снова засмеялась смехом, похожим на звон колокольчиков, и пошла по своим делам.
– Слишком ты тратишься на эти тряпки дурацкие, – сказал Грейтхаус, вставая со стула. – На что в этот раз у тебя ушли деньги? На эти новые сапоги?
Мэтью тоже поднялся и снял с крючка треуголку.
– Были тут кое-какие расходы.
За сапоги ему предстояло расплачиваться в четыре приема. Он уже заплатил половину за свой последний костюм, но еще должен был Бенджамину Аулзу за несколько рубашек. Но рубашки были просто отличные – белые, как мел, и голубые,
Мелкая голландская монета XVII–XVIII вв., медная или (реже) серебряная, составлявшая 1/160 гульдена.
