подозрительном движении. И Буба тоже. Эрл, я ему не верю. Ни на грош.
– Эди, я должен дать парню шанс. К тому же я не доверяю своим людям. Они способны устроить напрасную пальбу. Я все улажу, вот увидишь.
– Эрл, миссис Конни сказала бы, что твое слово ничего не значит для убийцы. Ты обязан в первую очередь позаботиться о себе.
– Нет, это единственно верный путь, – возразил Эрл. – Так подсказывает мне сердце. Мы разберемся с Джимми, а затем отыщем убийцу чернокожей девушки.
В глазах Эди засветился огонек, которого он прежде никогда не замечал. Она смотрела на него с нескрываемым восхищением.
– Эрл, миссис Конни говорит, что ни один человек не тащит на своих плечах столько забот, сколько ты. И это дело ты раскрутишь. Откуда берутся мужчины вроде тебя? Почему мне вовремя не встретился такой?
– Такие растут на деревьях, пачками. Ты еще молода. Еще встретишь немало хороших людей. У тебя впереди замечательная жизнь.
Он не помнил, чтобы Эди когда-нибудь смотрела на него так, как сейчас, в конце этого долгого тревожного дня. Мягкий свет освещал ее красивое серьезное лицо. Она еще совсем молода. Никогда прежде он не позволял себе смотреть на нее. Чужая дочь, чужая жена. Самая красивая девушка во всем округе. Ну и что? Он женат на хорошей женщине, растит сына. У него столько забот и нескончаемых обязанностей – невпроворот.
– Эрл, – прошептала она.
«Забудь, – твердил он про себя. – Упрячь все это подальше и… забудь».
Глава 7
Тоска по виски порой становилась столь невыносимой, что он просто корчился от боли. Вот и эта ночь выдалась мучительной. Он лежал в постели, вслушиваясь в негромкий посвист теплого пустынного ветерка и тихое ровное дыхание жены. Дочь спала в комнате на другом конце коридора.
Он грезил виски.
Виски изгоняло боль. Виски затушевывало образы молодых парней с простреленными животами, зовущих своих мам. Но мам там не было, был только сержант Свэггер, который звал что есть мочи санитаров, одновременно стреляя из винтовки М-1 по рисовым полям. Виски притупляло смрад дымящихся поселков – тошнотворный запах горелого мяса, паленой соломы и изжаренного буйволиного навоза, витавший в воздухе после того, как «фантомы» сбрасывали напалмовые бомбы. В виски тонула опустошенность, появлявшаяся каждый раз, когда винтовка, ударив в плечо, вновь возвращалась в привычное положение и окуляр оптического прицела настраивался на далекую фигурку человека, теперь уже до неузнаваемости обезображенного смертью, которую принесла пуля весом в 173 грана, посланная со скоростью 2650 футов в секунду. Порой фигурка, прежде чем рухнуть, какое-то время еще пошатывалась на ногах, порой валилась мгновенно, словно тряпичная кукла. Но каждый раз успокаивалась навечно.
В виски растворялось и это горькое воспоминание.
Поздно ночью его разбудил шум, доносившийся с первого этажа, будто там шло какое-то собрание или гуляли гости. Растерянный, немного испуганный, он заморгал, прогоняя сон, и крикнул:
– Папа!
