По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
– Да нет, не всех, – рассказывал Жипцов, – а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет – мы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
– Как же это ползёте? – невольно удивился старпом. – Отсюда?
– А чего? Прямо отсюда и ползём. Через этот погреб.
– Так вода же кругом! Океан!
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Под окияном тоже мать-сыра-земля. Под окияном и приползём: хушь – в Мытищи, хучь – в Таганрог. Мы на это скорые. Конечно, далеко ползть бывает неохота, но – приходится. Мы-то больше по Расее ползаем, у нас там все свои всходы и выходы.
– Приползём, – вставил Дыбов, – и рачительно… спрашиваем, это кого Жилдобин укажет… А ему-то сверьху говорят.
– Кто же сверху-то?
– А это кто про нас на бумагу записывает, – пояснял Жипцов. – Кто-то – не знаю фамилие – записывает всё и про тебе, и про мене. Вот ты, скажем, скрал, или задавил кого – всё записано, или заложил кого – опять записано. Про нас всё пишется. После бумаги эти, как водится, обсуждают, протрясают, кому чего и как, и Жилдобину – приказ. А уж он нас наставляет, куда ползть и о чём спрашивать. Так что мы заранее знаем, за кем что числится. Некоторые дураки и в могиле отнекиваются, мол, я не я и кобыла не моя, но тут уж Дыбову равных нет, старый кадр – афгангвардеец.
– Да я это, – провещился Дыбов, – так-то ничего… ну а если, так чего ж? Надо… Осушение рюмки тоже ведь… всё по традициям… молоки сладкие… а иначе как… фортификация, так-то.
– Значит, людям и в земле покоя нет, – задумался старпом.
– Э-ке! Да разве это люди? Ты служи старательно! Пей в меру, докладай когда чего положено. А то зачали храмы рушить да не своё хватать, а после и думают, в земле спокой будет. Нет, не будет и в земле спокою.
– Да ладно тебе, – сказал Дыбов, – чего там… ну всякое бывает… вот только селёдок с тремя молоками не бывает… но, конечно, на то мы и приставлены, чтоб следить во земле… а без нас какой же порядок?.. формальность одна и неразбериха, кто чего и как…
– Скажите, пожалуйста, господа, – печально проговорил сэр Суер-Выер, – ответьте честно: неужели за каждым человеком чего-нибудь и водится такое, о чём допрашивать и в могиле надо?
– Ишь ты… – ухмыльнулся Дыбов, – стесняешься… а ты не тушуйся… мы, конечно, сейчас рюмку осушаем, но если уж нас к тебе пошлют…
– Да нет, – успокоительно мигнул Жипцов. – Иной, если сознаётся и греха невеликие, так просто – под микитки, в ухо – и валяйся дальше, другому – зубы выбьешь. Бывают и такие, которым сам чекушку принесёшь, к самым-то простым нас не посылают, там другие ползут. Там у них своя арифметика. Чего знаем – того знаем, а чего не знаем… про то… но бывает, и целыми фамильями попадаются, прямо косяком идут: папаша, сынок, внучик, а там попёрли племяннички, удержу нет, и всё воры да убивцы. А сейчас новую моду взяли: гармонистов каких-то завели. Ужас, к которому ни пошлют – гармонист.
– Много, много нынче гармонистов, – подтвердил и Дыбов. –
