ну тебя, я же серьезно.
– И я тоже. Нельзя ничего и никого полюбить насильно.
– Это вполне поэтичное заявление, – поддразнила я, – давай остановимся здесь, вроде бы место хорошее.
По плоским каменным плитам мы подошли к реке и торжественно водрузили катер на воду. Богданов проверял, нет ли крена, а я любовалась пейзажем и потихоньку дышала на руки – на набережной было прохладно.
– Ита-ак! – Андрей включил аппаратуру, – операция начинается!
Я не удержалась от радостного крика, когда крошечный катер поплыл по реке. Богданов хладнокровно управлял его маневрами, а я носилась взад и вперед, как собачонка.
– Осторожно, труба! – кричала я, подбегая к Богданову, и снова устремлялась за катером, – ай, сейчас перевернется!
– Хочешь порулить? – предложил Андрей, и я тут же вцепилась в пульт, – левый рычаг – это руль, правый – ход вперед и назад. Запомнила?
– По ходу разберусь, – я повернула правый рычаг и стала наблюдать, как катер рассекает водную гладь, – смотри, получается!
Держа палец на рычаге, я посмотрела на своего друга. Лицо Богданова было таким восторженно-мальчишеским, что я невольно заулыбалась до ушей.
– Дашка, поворачивай! – засмеялся Богданов, – слишком далеко!
– Ой, сейчас…
– Там ветка, давай налево!
– Налево это куда?
– Налево – это налево!
Постепенно я приноровилась к управлению, и катер под моим «командованием» заложил пару рискованных виражей.
– Отдай! – Богданов потянулся к пульту, – ты потопишь мой корабль!
– Не отдам! – я увернулась и отбежала на безопасное расстояние. Андрей зачерпнул воды из реки и брызнул ею в меня. Мы хохотали, как сумасшедшие, не осознавая, что этот день на набережной – одно из последних мгновений нашего беззаботного детства.
Несколько лет спустя…
Сидя на уроке физики, я честно пыталась вникнуть в правило буравчика. Пока что меня просто смешило это слово – «буравчик». Андрей передал мне линейку, к которой, по обыкновению, была прикреплена бумажка с решением задачи. Абсолютно уверенная в правоте Богданова, я тут же переписала все в тетрадь.
Моя соседка по парте – Валя Медведева – подсунула мне листок с перепиской, которую мы частенько вели на скучных уроках.
«Вы с Богдановым уже…»?
Некоторое время я недоуменно смотрела на вопрос, не понимая его сути, а когда поняла, густо покраснела. Скомкав лист, я покрутила пальцем у виска. Валя закатила глаза, мол, «ну-ну, так я тебе и поверила».
Все оставшееся до звонка время я кипела от гнева, и весь день старательно избегала Богданова. Лишь когда мы возвращались домой, я, наконец, решилась спросить:
– Ты знаешь, что про нас думают одноклассники?
– Нет, – он пожал плечами, – какая разница?
– Большая! – я остановилась под молодой рябиной, и, глядя на ее удлиненные заиндевевшие листья, пыталась
