и сам Хэйвуд-корт был для него родным местом, – куда более родным, нежели новенький, с иголочки, особняк на Эксетер-сквеаре, приобретённый лордом Грэттоном за месяц до свадьбы.
А Хэйвуд-корт помнил отца нерадивым задиристым школьником, и дедушка когда-то постигал здесь азы греческого, а на стене карцера, обитой деревянными панелями, Нат обнаружил автограф своего прадеда, искусно вырезанный перочинным ножом, и порой ему казалось, что он уже видел и эту сторожевую башенку ворот, и уютный мощёный двор, и тонкий шпиль готической часовни, и веерный свод парадного зала в каком-то далёком и очень приятном сне.
Существует мнение, что тихих мальчиков в школах дразнят и презирают. Быть может, оно отчасти и верно, когда речь идёт о скучных трусоватых нытиках либо о хитрых подлизах, не гнушающихся ябедничества, а начитанный парень, да если он ещё и хороший рассказчик, будет всегда уважаем товарищами.
Когда окно умывает ноябрьский дождь, парк вымок так, что того гляди уплывёт, ни о какой прогулке не может быть и речи, а дортуар погружён в таинственный полумрак, каждый знает, как здорово собраться в тесное полукружье у горящего камина, хрустеть сухариками, подсушенными над огнём, и слушать увлекательную историю. Такие вечера запоминаются на всю жизнь. Пролетают годы, и мы постепенно осознаём, что это и было счастье. Даже если закадычных друзей разбросало по свету, Старому и Новому, пламя школьного очага всё ещё согревает нас, и мысленно мы собираемся подле него, как встарь, образовав тесное полукружье. Умные увлечения и благие начинания непременно встретят поддержку, и тот, кто готов щедро и от души делиться интересными сведеньями о самых разных предметах, никогда не будет одинок в мужской школе.
Застенчивый любознательный чудак, Нат занял в Хэйвуд-корте достойное место, и даже прозвища вроде «Декан», «Ходячий словарь» и «Квадратная башка» звучали в отношении него не насмешливо, а по-дружески, с той теплотой, на какую только способно суровое мальчишеское братство, и если кто и отвешивал в его адрес колкие замечания, так исключительно собственный кузен.
Родители отправили их в одну школу, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, чтобы вдали от дома у каждого из них был рядом близкий человек, которому можно безбоязненно довериться, но не всегда чаянья взрослых сбываются. Между кузенами не оказалось ничего общего. Дэниэл раздражался на странности Ната, на поступки, лишённые здравого смысла. Почтительное обхождение с наставниками он мог понять, но безукоризненная вежливость кузена с теми, кто младше и слабее, вынуждала Дэниэла усомниться в его нормальности.
Если бы двоюродные братья учились порознь, это только укрепило бы их родственные чувства. Встречаясь на каникулах, они наверняка были бы рады обществу друг друга. Здесь же Дэниэл обзывал Ната книжным червём и видел в нём шпиона, который будет доносить родителям о его подвигах и приключениях. В какой-то мере Нат сам усугублял напряжённость
