какой-либо идеей, директор не мог успокоиться, пока не воплотит её в жизнь. Он пригласил в Хэйвуд-корт соответствующего специалиста, и посредине пруда, словно по волшебству, появился небольшой островок, а на нём – чудесный домик. Вскоре директор приобрёл пару ручных лебедей. Ребята встретили птиц с восторгом: их дружное «Гип-гип ура!» довело лебедя до обморока, а его подруга неделю не решалась высунуть клюв из прибрежных камышей.
Ученики Хэйвуд-корта любили лебедей, готовы были кормить их и ублажать всеми переменами и даже приняли участие в воспитании молодняка: попытались устроить им регату в поливальном желобе, но лебедята оказались совсем не спортивными, на берег выбирались редко, а завидев вдалеке Дэниэла Саммерфилда с приятелями, бежали к воде, уморительно переваливаясь, так что те едва не лопались со смеху. Вообще лебедята сами были виноваты в своих неприятностях. Прояви они характер, не подавай виду, что им страшно, и сорванцы сами потеряли бы интерес к этой глупой забаве, тем более что причинять им вред они не собирались.
Так или иначе, в Хэйвуд-корте ручные лебеди почему-то быстро одичали, постоянно норовили спрятаться, а когда птенцы немного подросли, самовольно покинули пруд и скрылись. И чего им только не хватало? Вид опустевшего птичьего домика навевал грусть на ребят и неизменно портил настроение директору. Мистер Рэндольф сказал, что лебедям не хватало тишины, трепетного к себе отношения, такта и ещё раз тишины.
Нат был с ним полностью согласен. Пугливые нежные птицы не терпят суеты и шума и столь бурных проявлений чувств, но это всего лишь орава горластых школьников, а что будет, если в наш оголтелый век – век скорости и пара― до Уилбертона доберётся железная дорога, а сакральный покой медлительной реки варварски нарушат гудки пароходов? Каково придётся цаплям и уткам, выдрам и бобрам? Как выдержит английская глубинка беспощадный натиск машин, если учесть, что природа – лишь видимая составляющая её очарования. Сейчас, когда деловые циники всё решительней теснят романтиков, что станется с миром сказок, песен и легенд? Сыновья и дочери фермеров уезжают в города, устраиваются на фабрики, и многие никогда больше не возвращаются в родную деревню, так что порой эти бесценные богатства и передать-то некому. И Нат решил заняться их собирательством.
Процесс этот оказался многогранней и интересней, чем он предполагал, поскольку народное творчество не исчерпывалось поэзией. Тут нашлось место и суровой прозе, повествующей о былых веках, о стычках между феодалами, о голодных бунтах, войнах и эпидемиях. Колосья спелой пшеницы тогда были тяжелей, леса – гуще, а обитатели Хэйвуд-корта – ещё необузданней и своенравней. Молодые господа бесчинствовали в соседних деревнях, нагоняя страх на крестьян, по Уилбертонской ярмарке расхаживали, как хозяева, всё, что им понравится, отбирали даром, и найти на них управу было практически невозможно.
Теперешние школьники тоже досаждали фермерам, обтрясали сады и поджигали
